Преступник не может разорвать круг общения. Не может уйти из своей среды обитания. И этим он уязвим. Если бы, совершив преступление, порвал все связи, уехал куда-нибудь на край света, туда, где его никто не знает, – никогда бы не нашли. Жил бы себе тихо, мирно до самой своей смерти. Но ведь не могут. Ни ума не хватает, ни умения.
Но это и к лучшему. Что бы стали делать мы, менты, если бы все преступники вдруг сделались умными? Мы и глупых-то иногда найти не можем – вот как Самойлов сейчас. А с умными точно бы не справились.
Что сделал Самойлов? Пришел домой к родственникам убитой, опросил. Ткнулся в пару квартир рядом, для очистки совести опросил пару соседей. Сходил на работу – опросил коллег убитой. Ну и все… успокоился, забросил дело в сейф!
Почему соседи ничего не сказали насчет ее бывшего мужа? Да всякое может быть! Например, буквально ничего о нем не знали. Разве мы много знаем о соседях, живущих на одной с нами лестничной площадке? Да ни черта не знаем! Потому что неинтересно. А дальше Самойлов спрашивать никого не стал. Фактически – наплевал на это дело.
Может, ему пакость какую-нибудь устроить? Вложить его Татаринову? Ну как держат этого говнюка на службе?
Нет… вкладывать кого-либо, это не по мне. Да и не поможет. Если такого уродца держат на службе, значит, это кому-нибудь нужно. А вот что не нужно конкретно мне, так это наживать врагов из числа моих дорогих сослуживцев. Себе дороже!
Итак, еду в седьмой дом. Попрощался с благостными, довольными мегерами и ушел, провожаемый их добрыми взглядами. (Чуть не ручкой помахали! Если чего-то и должен уметь участковый, так это налаживать контакт с людьми на участке!)
Вообще-то, можно и пешком дойти – вон он, седьмой дом-то, наискосок через дорогу. Но я поехал на машине. Глупо стаптывать ботинки, когда у тебя есть тачанка! Я скоро и в сортир буду ездить на машине, вот же избаловался!
Седьмой дом был хрущевкой – серой, скучной, кирпичной хрущевкой, возле стены которой отгородили что-то вроде клумбы и посадили цветы. Наверное, георгины, мощные побеги которых уже пробили землю и рвутся к небу, сияя свежей изумрудной весной. Почему георгины? Они многолетние, вот и сажают их везде, где не лень. Потом будут поливать, высунув из окна кончик пластикового шланга, соединенного с кухонным смесителем. Будут жужжать шмели, порхать бабочки, а на раскаленном асфальте быстро высыхать лужицы воды, добавляя к жаре ощущение повышенной влажности и запах мокрого асфальта.
Эх, скорей бы лето! Жара, конечно, но можно сходить и на пляж! А там, в кустиках, зажать продавщицу Наденьку, и… «Лето, ах, лето, лето звездное, будь со мной!»
Лето еще не началось, а к Наденьке надо сходить. Теперь чего уж… теперь все равно! Семушкин знает, Татаринов – тоже. Просчитали, гады!
У подъездов не сидело ни одной бабки-гэбистки. Спросить, где живет уголовник с погонялом Егор, не у кого. Только по квартирам идти – дело нудное, неблагодарное и в наше время даже опасное.
Через месяц после того, как я оказался в уголовном розыске, Семушкин послал меня сделать поквартирный обход, справедливо не доверяя местному участковому, заявившему, что обход сделал и что никто ему ни в чем не признался. Ни хрена он ничего не сделал, чертов врун (как Самойлов) зашел в пару квартир, составил рапорт, да и скинул проблему со своей толстой, багровой от давления и пьянки шеи. На нас скинул – это уж само собой.
Впрочем, и его можно понять. От поквартирного обхода «палок» у него по работе не прибавится. Он другие «палки» реализует – протоколы по мелким хулиганам, по «пьянке», по мусору и помойкам. Зачем ему делать показатели городским операм? Плевать он на них хотел с высокой вышки!
Ну и вот – пошел я опрашивать соседей, не видел ли кто-то, как мужика под окном били по башке то ли монтировкой, то ли арматурой. И надо же было так случиться, что, когда я сидел на кухне с опрашиваемой дамой (довольно-таки молодой, симпатичной и явно слабой на передок. Глазками так и стреляла!), пришел ее муж, находящийся в средней степени опьянения и в связи с этим очень желающий покарать любовника своей неверной супруги. Он ее давно подозревал в неверности и только поймать гадов на горяченьком никак до сих пор не мог. И то, что мы сидели на кухне, были полностью одеты, передо мной лежал лист бумаги – его никак вообще не смутило. Умеют же развратники запутывать следы! «Ах, ты еще и с «мусором» связалась, шлюха!»
Что интересно, начал он не с меня. Вначале получила благоверная – великолепным прямым справа прямо под ее голубой, затянутый поволокой желания глаз. Желание сразу исчезло, оставив после себя великолепный фингал.
И только после того, как уложил жену, ревнивец добрался до меня. С предсказуемым, очень печальным для себя и для обстановки кухни результатом.
Что характерно, писали на меня жалобу оба супруга. Типа это я набросился на хозяина квартиры и нанес ему телесные повреждения, от которых он потерпел физические и моральные страдания, едва не приведшие к его безвременной гибели. О своем фингале поганка ни слова не сказала. Как и о том, что вышла ко мне в коротком халатике, полурасстегнутом на торчащей вперед упругой груди.
Меня к Татаринову вызывали, проверяющий из прокуратуры приходил. Слава богу, прокурор мужик попался адекватный, опытный, быстро разобрался. А на подлецов выписали протокол по мелкому хулиганству. Можно было бы и уголовное дело возбудить – за нападение на сотрудника при исполнении. Но… дело это точно перспективы в суде не имеет. Напал-то он на не представившегося ему сотрудника! Вот если бы я не по гражданке был, а в форме… но и тогда – вилами по воде писано. Административка максимум.
Впрочем, я и настаивать не хотел. Хотя бы не убил его и не поломал, а ведь мог. Тогда бы точно не отписался.
В общем, когда ты бродишь по квартирам в гражданской одежде, тебя могут поджидать неожиданности и неприятности. Но при этом ничего не остается, кроме как ходить и спрашивать. Как и Свидетелей Иеговы – опера ноги кормят. Только подход к делу у нас с ними разный. Они начинают: «Я хочу вам рассказать о боге!», а опер с ходу: «Что вы можете рассказать о боге?» Отличается подход, как плюс
