ГЛАВА 11
Я хотела вернуться в часовню, но заметила проезжающий мимо пустой экипаж. Оставшихся монет вполне хватало на кеб, и я замахала руками вознице. Стоило тому затормозить, не колеблясь, взошла по ступенькам и устроилась на жестком сиденье, углубившись в размышления о дальнейших действиях. Призраку можно было послать сигнал позже, после возвращения в дом дознавателя. Чувствовал же меня хозяин граней, а значит, мог определить, куда направилась вместо часовни. Мыслила я как никогда хладнокровно, просчитывая будущие шаги.
Погруженный в темноту дом, казалось, встретил неприветливо и, словно хмурясь, рассматривал темными глазницами окон, будто ощущал в моем лице опасность. Никогда прежде не размышляла на тему — а чувствуют ли дома грусть, стоя заброшенными посреди зарастающего сада. В теперешнем настроении мне что угодно могло привидеться, учитывая желание пойти наперекор решениям властительных тиранов.
Сперва я дождалась, пока ночной лакей отзовется на стук и отворит дверь, с удивленным выражением на лице пропуская меня внутрь.
— Леди Миланта, — он поклонился, — мы переживали, куда вы пропали.
— Я отлучалась по делам, — ответила холодно, передав ему плащ. — Милорд вернулся?
— Нет, леди.
Отлично, в самый раз для моего плана.
Я поднялась в комнату, где сама разделась и приняла ванну, затем взяла саквояж, сложила в него необходимые вещи и, конечно, деньги. А еще достала из недавно присланного по моему запросу конверта простое металлическое кольцо с тиснением эмблемы имперского банка и надела его на палец. На счету оставались накопления, которые я планировала перевести на оплату содержания папы в пансионате, теперь они могли пригодиться мне самой.
Когда все приготовила и поместила сумку под кровать, то отыскала на туалетном столике кожаный шнурок и вдела его в радужную подвеску, а затем устроилась поудобнее в постели и прикрыла глаза. Теперь оставалось разобраться в тайнах прошлого, чтобы оказаться во всеоружии против могущественных и умных противников.
— Хочу узнать об отношениях Инессы Асвальди, Кериаса и императора с самого начала.
Вокруг замерцали кусочки разноцветной мозаики, а едва белое пространство со стенами окружило меня, как напротив возникли сменяющие друг друга картинки. Это был не один момент из жизни, а целый калейдоскоп событий, и смотрела я внимательно, не желая пропустить даже мельчайших деталей.
Имперская ложа в театре, ныне получившем название «Асвальдский дом музыки», молодой еще император, только недавно вступивший на престол. На первый взгляд, отличия не слишком бросались в глаза, но выглядел Ириаден тогда каким-то более человечным. Вот он подался вперед, рассматривая сцену, на которой появилась стройная девушка в красном обтягивающем платье, ее приветствовали овациями, а затем воцарилась тишина, поскольку певица начала исполнять известную и в наши дни арию.
Зрители замерли завороженно, даже я, хотя смогла услышать лишь начало. Картинки очень быстро сменяли друг друга, однако и услышанного хватило, чтобы понять слова Кериаса: «Она пела как ангел или, вернее сказать, как морская сирена». Божественный голос, дарованный свыше. И во время исполнения сама девушка казалась ненастоящей, одухотворенной, недостижимой для простых смертных небожительницей. Думаю, ее привлекательность для окружающих заключалась не столько во внешней красоте, сколько в удивительном притяжении ее голоса и манеры исполнения.
Следующий миг показал девушку в кабинете с незнакомым мужчиной, опираясь на слова которого, я причислила его к приближенным Ириадена: «Императору не отказывают, — так говорил он, глядя на бледную Инессу, — у вас ведь есть семья?» Она медленно кивнула и еще ниже склонила голову.
А затем меня вдруг резко перекинуло в кабинет Кериаса. Дознаватель, кажется, и вовсе не изменился за прошедшие годы, та же усмешка в уголках губ, но совершенно иная манера поведения. Если вспомнить шокирующие методы допроса меня самой… К Инессе Асвальди Кериас отнесся уважительно, по крайней мере, «прощупывал» он исключительно на словах. И главное, он не проявил к ней ни толики интереса как к женщине. Просто выполнял свою работу начальника имперской охраны. Он отпустил ее очень быстро, но когда Инесса выходила, то на мгновение замешкалась, задержав взгляд на приступившем к другой работе дознавателе.
А потом калейдоскоп картинок отразил мне сверкающую украшениями истинную фаворитку императора, которая улыбалась льстивым придворным или, кусая губы, стояла посреди знакомой королевской спальни, пока властитель одаривал нежными ласками, распуская шнуровку умопомрачительного наряда.
Камень показывал непростое развитие отношений троих людей: действительно влюбленного Ириадена, чьи глаза загорались при каждой встрече с любимой женщиной, невозмутимого Кериаса, который лишь кивком головы приветствовал фаворитку, случайно столкнувшись с ней в коридорах дворца, и юной талантливой певицы, каждый раз провожавшей долгим взглядом не того из братьев.
Я следила с интересом стороннего наблюдателя, ожидая переломного момента, и он наступил. Появилось изображение теперь уже снесенного особняка и холла с убегающими наверх ступенями. Удивленный Кериас замер у подножия лестницы, а Инесса застыла наверху.
— Я ждала вашего прихода, — говорила она ему, — и, наверное, сошла с ума, раз явилась сюда, к человеку, который… — Она запнулась, отчаянно подыскивая слова, пока он молча слушал. — Я люблю тебя, — выпалила она, кажется, прежде, чем сама сообразила, что говорит. Замолчала, испугавшись смелости признания, а потом с горячностью истинной безумицы лихорадочно продолжила: — Люблю! Всей душой! И я боролась с этим, пыталась скрыть от самой себя, но только твое присутствие заставляет проживать каждый новый день.
Слушая признания, я следила за выражением лица Кериаса, который все больше мрачнел. Вот он отвернулся, желая прервать разговор, а она протянула руки в мольбе и без сил опустилась на ступеньки. А потом в тишине холла зазвучал голос, непередаваемый, чистый, дрожащий от переполнявших чувств, звенящий, точно горный хрусталь. Полились слова песни, незнакомой, придуманной для единственного и любимого мужчины, а Кериас замер.
Я видела изумление, отразившееся в его взгляде, и то, как он схватился рукой за перила, стараясь устоять на ногах, будто безыскусные искренние слова выбили почву из-под ног, а ангельский голос поразил в самое сердце. Не думала прежде, как такое возможно, но когда дознаватель закрыл глаза, а я
