Марина хищно улыбнулась в ответ, ни разу не обманутая иллюзорной приветливостью. Собственно, на то и был расчет, мы обменялись любезностями.
— Как тут у вас классно! — восхитилась она. — Молодчины, а у меня еще конь не валялся.
Я удержал так и щиплющие за язык «было классно» вместе с «вот и шла бы, коня выгуливала».
— Это все Вася, — щедро присвоила мне лавры Никуля. — Убедил меня в необходимости духа праздника и даже принял непосредственное участие. — Она тепло улыбнулась. — Я бы сказала, все случилось под его чутким руководством.
Марина ускакала на кухню и оттуда заверещала:
— Крутотенюшка! Сразу настроение поднимается.
Мы притопали к ней, и Ника закончила:
— Да, я бы сама от силы ветку еловую в вазу поставила и одинокий шар на нее навертела. А теперь как в лучших домах старушки Европы. Прикинь, я и не подозревала, что наша праздникоделательная промышленность запустила на прилавки столько красивых штукенций.
— Любой каприз за ваши деньги, — усмехнулась Марина. Разломала большущую шоколадную плитку и фигурно выложила квадратики на тарелке.
Ника налила ей горячего вина и достала свечи. Усилием воли я подавил зубовный скрежет: такой вечер испортить, вот же ведьмица. Ведьмица тем временем окинула меня веселым взглядом и вопросительно изогнула бровь, мол, чего? Я отлепился от дверного косяка, расплел сложенные на груди руки и тоже уселся за стол.
— Слышала, ты отличился, — вкрадчивым голосом издали начала проныра.
Я сделал вид, что не понимаю намеков. Ника упорхнула за каким-то делом из кухни, Марина продолжила, причем уже без улыбки и абсолютно серьезно:
— Спасибо, Вась.
С подозрением осмотрел человечку. Здорова? В чем подвох? Она махнула рукой и отхлебнула из чашки.
— Да ладно, не вредничай. Я тебе правда за Нику очень благодарна, забираю все свои обидные слова назад. Ну что, мир?
И что прикажете делать? Пришлось кивнуть. В конце концов, в семье не без… э-э-э, ущербных. Последняя мысль меня развеселила, и получилось вполне искренне улыбнуться. Марина хмыкнула, но уточнять не стала. Ладно, наверное, со временем я смогу выработать на нее иммунитет, но Крылова все равно предупрежу невзначай. Из вредности, ну и немного врожденной мстительности — нечего было волкодлака за усы дергать.
Вернулась Ника, и ее появление, надо заметить, выглядело очень эффектно. Рыжулина вполне бодро волокла за собой нечто, отдаленно напоминающее женскую фигуру, высотой почти с саму девушку и завернутое в черный чехол. Заинтригованный, я ожидал развития событий и пояснений. Марина, напротив, округлила глаза и свела брови на переносице:
— Упырева, ты с ума сошла? Убери немедленно пыточное орудие с глаз долой. Я у тебя его жить оставила, думаешь, с какой целью? — И столько возмущения в голосе и негодования, усладой пролившихся на мое недовольство.
Следом пришло озарение: Упырева?! Она Веронику так назвала? Мой постыдно дикий смех сам собой вырвался на волю. А нет, тут же сообразил, что мне ни капли не стыдно.
— Че ты ржешь, блин? — Остроклюв раскраснелся и принял привычную боевую стойку.
Я умилился: ей еще только перья встопорщить, и все, можно идти в атаку.
— Да я… ха-ха, слова свои… хо-хо, назад забираю, бг-г-г. Нормальная у меня фамилия — Лайский, действительно звучит… ах-ах, ой не могу!..
Марина с подозрением заглянула под стол, куда я практически сполз, и вопросила:
— Он чего, до сих пор даже твоей фамилии не знал? Вот ведь парочка подобралась.
Ника надулась.
— Оно само как-то вышло. Я специально не скрывала, он не спрашивал.
— Спрашивал вообще-то, — разгибаясь, припомнил я. — В самый первый вечер. Ты замялась, нахмурилась, а потом нас прервали, — ткнул пальцем в жующую сыр Марину.
Та тут же откликнулась:
— Ну как маленькие, ей-богу. У одного совершенно нездоровые ассоциации, вторая давно из детских штанишек выросла, а все стесняется. Какие проблемы, я не пойму? Чего тебе так смешно стало?
Мы с Никулей переглянулись, будто провинившиеся сорванцы, которых отчитал мудрый наставник. С одной стороны, в разглагольствованиях человечки имелось зерно здравого смысла, а с другой… Я снова посмотрел на Веронику, колупающую носком пол, и мои губы повторно расползлись в ехидной улыбке. Не объяснять же Марине, что при упоминании упырей я представляю совершенно конкретных представителей северной народности, граничащих с нашими и человеческими землями. У ребят, кстати, тоже с чувством юмора худо, обидчивые они до ужаса, чуть что, сразу в драку лезут. И вот, думается, остроклюв-то как раз понял ход моих мыслей.
Марина закатила глаза к потолку и громко фыркнула:
— Нет, ну не бить же его, как в детстве. Никусь, ты взрослая самодостаточная личность…
Человечка, видно, хотела продолжить прочувствованную речь, но заметила наши идиотские моськи и захихикала.
— Короче, родная, замуж выйдешь — забудешь, как страшный сон.
Я подмигнул Веронике, вложив в мимику как можно больше нахальной двусмысленности. Судя по тому, как она вновь покраснела, девушка отлично уловила намек. А вот не рой другому яму, называется.
— Все, тащи эту бандуру обратно, я несогласная, — вернулась Марина к изначальной теме.
— Нет уж, фиг, — пошла в наступление Ника, сосредоточивая внимание на подруге. — Ты тут меня сдала с потрохами, отрабатывай теперь. Ничего не знаю.
— Если бы ты ее не притащила, и вопросов бы не возникло, — парировала не менее упрямая Марина. — Сама виновата, сидели тихо-мирно, примус починяли.
— Да в чем, собственно, дело? — не выдержав, вмешался я. — Что это такое вообще?
Моя человечка раскрыла чехол и, игнорируя протесты подруги, извлекла на свет инструмент. То, что он имеет непосредственное отношение к музыке, я догадался. Нечто подобное, со струнами и грифом, имелось и у нас, но провести аналогию не получилось.
— Виолончель, — погладив пальцами гладкий, покатый бок, сообщила соседка. — А вот эта вредина прекрасно на ней играет. — Остренький ноготок прицельно выявил музыканта.
— Игра-ла! — уточнила Марина и демонстративно налила себе новую порцию вина, всем видом показывая, что сдавать позиции не собирается. — Сыта по горло, видеть ее больше не желаю. Выносите тело, я в завязке. — Укоризненно прищурилась: — И даже не смотри на меня так, прекрасно знаешь, сколько литров пота и слез оросили этот кусок дерева. Уноси давай.
Моя хитрая лисица сменила тактику и заголосила, преданно заглядывая в глаза Марине:
— Ну зяконька, ну рыбка моя, ну будь добренькой! Пожалуйста-препожалуйста, я так люблю тебя слушать, правда-правда!
Я с изумлением наблюдал неожиданно образовавшийся балаган, переводя взгляд с девчонок на загадочный инструмент. Очень захотелось понять, каким же образом он смог выпить столько крови непрошибаемой Марине, что заслужил к себе столь явное отвращение. Виолончель — красивое слово. Такая невинная, совершенно неопасная с виду вещь уже заранее вызвала во мне уважение. Без разницы даже, как она звучит, но прогнуть Марину — это сильно. Тем временем Вероника продолжала атаки, направленные на размягчение черствого сердца подруги:
— Разве я часто прошу? И к себе забрала, чтобы ты перестала ненавидеть ни в чем не повинный инструмент.
— Ты забрала,
