За гробом — люди, обычные, грешные. Каждому из них уготован тот же путь, те же цвета, то же знамя на гробе. Их не слишком много. Сразу за той, которую провожают, — зонтики, суетное, но верное войско отца Юрбена. За ними стройная колонна с траурными повязками и красными ленточками в петлицах. Коммунисты явились все — партийная дисциплина. Проходя мимо дома, в который уже никогда не вернется Натали Кабис, соратники Барбарена молча вскидывают сжатые кулаки. Прощай, tovarishh!
А над всем и всеми — над цветом белым и цветом черным, над старым истертым знаменем, над зонтиками и ленточками, над мертвой и над теми, кто еще жив...
«Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте...»
...Ворон.
Ему не страшен колокольный звон, его не прогонят молитвы и четкий пролетарский шаг по брусчатке. Невидимый, но сущий, распростер он крылья над обреченным городом.
— Nevermore!
А больше — никого. Закрыты ставни, и двери закрыты, никто не вышел из дому, даже не выглянул из окон. Авалан не пожелал проводить безумную колдунью, доверив это горстке тех, без кого не устоит земля. Черно-белая соль на истертом булыжнике древней улицы.
Бом-м-м-м... Бом-м-м-м... Бом-м-м-м...
— Теперь вы шевалье, защитник Грааля, мсье Грант. Когда все начнет рушиться, приходите в часовню — и сотворите молитву обо всех прочих. Ни чем иным вы уже не поможете. И — ради вашего вечного спасения! — не прикасайтесь к Зеленому Камню. Вы меня поняли, мсье Грант?
— Понял. Jedem das seine!
Цвет белый, цвет черный, темный гроб, старое знамя. Зонтики, сжатые кулаки. Ворон.
Вечность...
6
Abballati abballati Fimmini schetti e maritati!— Импровизируем, импровизируем, Марек! Самое удачное запомним и закрепим. Главное в «l’amor nuovo» — или мы рядом, бок о бок, рука в руке, — или я в центре, вы чуть поодаль, Солнце — и планета. Начали, раз-два-три-четыре!
Завязалась, закипела, Все идет живей, живей, Обуяла тарантелла Всех отвагою своей... Эй, простору! шибче, скрипки! Юность мчится! с ней цветы, Беззаботные улыбки, Беззаветные мечты![73]На «вы» — потому что работа, репетиция, урок. Трико, балетная пачка, пластинка под острой иглой. Учительница и ученик, партнеры, все строго и четко, улыбки тоже для сцены, для зрителей, словно нарисованные яркой краской по белой марле. Раз-два-три! Раз-два-три! Раз! Два!..
— Еще раз, еще! Кружим, кружим, правую вверх! Голову! Проходка... Пе-ре-скок! Плечи ровнее... Pas emboites... Ну, Марек, когда вы запомните? Pas emboites — на месте! Подбородок выше, выше! Представьте, что вы — тореро. Проходка...
...Но если умеешь читать мысли, если рядом с тобою — не просто партнер, если рука в руке, если слышишь, как бьется чужое — нет, нет, не чужое! — сердце...
Эй,синьор,синьор! Угодно Вам в кружок наш, может быть? Иль свой сан в толпе народной Вы боитесь уронить? Ну, так мимо!.. шибче, скрипки! Юность мчится! с ней цветы, Беззаботные улыбки, Беззаветные мечты!— Я еще очень боюсь, мой Марек! Особенно вначале, когда ты меня целуешь... Боли боюсь, боюсь самой себя. Мне скоро двадцать семь, как и тебе, но я женщина... Женщина, которая ничего не умеет — только закусывать губы и закрывать глаза, чтобы ее мужчина не догадался.
— Ты ничего не боишься, Анна. Просто не можешь до конца поверить — и себе, и мне. Я никогда не спрошу вслух, что с тобой сделали... Нет, ты все равно сильнее, ты ничего не забудешь, но станешь выше. Мы не вырвем из памяти Прошлое, оно останется с нами, чтобы в Будущем, твоем и моем... Нашем, нашем, нашем! Мы не забыли, кто мы есть. Не закрывай глаза, они у тебя очень красивые.
Вы, синьора? Вы б и рады, К нам сердечко вас зовет... Да снуровка без пощады Вашу грудь больную жмет... Ну, так мимо!.. шибче, скрипки! Юность мчится! с ней цветы, Беззаботные улыбки, Беззаветные мечты!— Наше будущее уже наступило, мой Марек. Нам дадут два марсианских ранца, оружие и карту. Пятьдесят на пятьдесят! Или твой брат-гауптштурмфюрер хочет заманить нас в ловушку, и тогда ты выстрелишь мне в висок, прежде чем распорядиться последней пулей, — или...
— Только «или», Анна. Гандрий, мой брат, убьет меня в бою, в поединке, сам убьет — но не предаст в чужие руки. Не из доброты, не из-за родной крови. Он — Мельник, я — Крабат. Мельник никому не подарит радость бросить мне в лицо: Sada je tvoje vreme! Сейчас он с нами честен, насколько может быть честен Теофил-Teufel.
Вы, философ! дайте руки! Не угодно ль к нам сюда! Иль кто раз вкусил науки — Не смеется никогда? Ну, так мимо!.. шибче, скрипки! Юность мчится! с ней цветы, Беззаботные улыбки, Беззаветные мечты!...Мысли не мешают словам, лишь делают их едва заметно теплее. И чаще обычного глаза смотрят в глаза.
— У нас пока нет сценария, Марек, даже его идеи. Итак... Нас двое: он, она. Наша... Нет, Марек, конечно же не наша — их история. Вначале «sposa» — счастливый танец счастливых людей. Потом... Потом — «l’amor nuovo», что-то случилось. Новая любовь... Он встретил кого-то? Она? Счастье кончилось, покоя нет, есть ревность, рука сжимает руку, отпускает... Давайте еще раз попробуем. Вначале вместе, рядом — вальс, Марек, вальс! — потом нас отбрасывает в стороны, я — Солнце, вы — планета... Начали! Раз-два-три! Раз! Два!.. Проходка, голову выше, выше!..
Не робейте! смейтесь дружно! Пусть детьми мы будем век! Человеку знать не нужно, Что такое человек!.. Что тут думать!.. шибче, скрипки! Наши — юность и цветы, Беззаботные улыбки, Беззаветные мечты!Зеркало отражает их, двух стройных молодых людей в
