Прогуливаться в этих местах можно вверх, в сторону города, и обратно, до кладбищенских ворот. На горку уже сходили, добравшись к самым руинам у подъема на Кавеозо, теперь побывали и здесь.
Тесен мир Матеры!
– Там, за воротами – тесная компания, – задумчиво молвил интерно. – Главное, не дать им понять, что ты их видишь. Нет, под землю не уволокут, но вопросами замучают. И жаловаться станут…
– А что у стариканов не так? – искренне удивился князь.
Синьор Канди пожаловал в гости после полудня. Все тот же: соломенная шляпа, деревянные башмаки на босу ногу, улыбка на ярких губах. Однако совершенно трезвый – и даже, к разочарованию хозяина гостиницы, не возжелавший альянико греко.
– Все как у нас, живых, синьор Руффо. Тесно, скучно, соседи плохие, выселяют не в срок… Вам, кажется, смешно?
Дикобраз, повернувшись к погосту спиной, кивнул в сторону гостинцы.
– Пойдемте обратно. Здесь мы уже ничем не поможем… Не смешно, скорее, грустно. Если вас послушать, нигде и никому нет покоя.
– А чему удивляетесь? Матере почти три тысячи лет, мертвых здесь куда больше, чем живых. Даже такой материалист, как вы, синьор Руффо, должен признать, что количество рано или поздно переходит в новое качество. Или для вас человек – лишь грешная плоть? Десятки поколений остались здесь, в земле и камне, и я не слишком удивляюсь, что могу их видеть. Скорее поражаюсь вашей слепоте – и вашему неверию.
В этот день узкая пыльная улица была совершенно пуста. Ослы, и те не возжелали дополнить скучный пейзаж. Каменные заборы, окна за деревянными ставнями, зеленые кроны на террасе возле обрыва. И кладбище за спиной.
Декорации есть, актеров не пригласили…
– Но Градиву вы же видели? Она, Шагающая, не просто призрак. Она – знак, доступный всем, посредница между мирами.
Князь покосился на того, кто шел рядом. Синьор Америго Канди был очень серьезен. Тот уловил его взгляд.
– Да-да, сумасшедший, знаю. И, представьте себе, чувствую себя весьма комфортно. Это иным, скучным материалистам, приходится объяснять необъяснимое.
Остановился, сдвинул чудо-шляпу на ухо, подмигнул.
– Но они предпочитают помалкивать. Знаете, что скрывает следствие? На двери дома, где квартировал исчезнувший синьор Чедерна, нашли отпечаток женской ладони. Белая краска, четыре пальца вместе, пятый отогнут. И это не первый раз, такие же отпечатки были на дверях тех, кто пропадал в прежние годы. Местные говорят, что это знак Градивы, ее предупреждение. А наш бригадир делает вид, будто ничего нет.
– Правильно делает, – не удивился Дикобраз. – Иначе такие отпечатки появились бы на каждой второй двери, а потом и на каждой первой. Синьор Бевилаква весьма не глуп. Но если вы, синьор Канди, столь осведомлены, то объясните, в чем смысл всего происходящего? Несчастные интерно пришлись здешним стариканам не по нраву? Или в их компании не хватает коммунистов?
– Если хотите, спрошу, – улыбнулся Канди. – И я очень рад, что вас это заинтересовало.
Они пошли дальше, но уже молча. Каждый размышлял о своем, князя не слишком волновали призраки, а вот о странной трезвости его спутника стоило задуматься. Или синьор в соломенной шляпе намерен наверстать в гостинице? А может быть, пьяные речи о знаке Градивы казались бы не столь убедительными?
До знакомых дверей оставалось всего ничего, меньше сотни метров, когда Дикобраз внезапно остановился и протер глаза.
– Верую, – наконец вымолвил он. – И я узрел его. Призрака. Только он, по-моему, красный.
Америго Канди тоже посмотрел вперед.
– Но… Это, кажется, автомобиль.
– Американский Chrysler Imperial Airflow выпуска 1936 года? В Матере? Посреди улицы? Нет, синьор Канди, это мираж.
Тем не менее, автомобиль был вполне материален, в чем оба и убедились, подойдя ближе – пыльный, пахнущий бензином и даже с шофером, прикорнувшим у руля. Еще двое новых гостей скучали возле входа в гостиницу, крепкие, загорелые, в одинаковых темных костюмах и шляпах. Увидев пришедших, многозначительно переглянулись. Один остался на месте, второй же, ростом повыше и шире в плечах, подошел, на ходу снимая шляпу.
– Добрый день, синьоры!
Белозубо, по-акульи, улыбнувшись, нашел взглядом того, кто нужен.
– Позвольте выразить вам свое уважение, принчипе.
* * *За локоть не взяли, зато дышали почти что в самое ухо. Вежливо, очень вежливо.
– Вас ждут уже почти полчаса, принчипе. Только из большого уважения лично к вам, вы – исключение.
Князь отметил «уважение», помянутое дважды, на всякий случай взяв на заметку. Идти довелось недалеко, в знакомый ресторанчик. Теперь там было пусто, лишь у дальнего стола сидел кто-то плечистый и седой. Точнее не разглядишь, окна закрыты ставнями, лишь на столе возле гостя теплилась желтая восковая свеча.
Сопровождающий остался у дверей, к столу Дикобраз прошел сам. Седой заметил и поднялся навстречу. Свечной огонек отразился в больших темных глазах. Тяжелые густые брови, глубокие морщины возле мясистых губ, острый, гладко выбритый подбородок.
…Перстень на указательном пальце. Камень – маленький синий огонек – и еще один, белый, в булавке при галстуке.
Князь прикинул, как с таким себя вести. Впрочем, ему уже намекнули. Первым делом снять шляпу…
– Позвольте выразить вам свое глубокое уважение, синьор! Или, простите, дон?
Темные глаза взглянули странно.
– Обычно меня называют дон Агостино. Но для некоторых я просто – крестный. Очень рад нашей встрече, князь Руффо. И сейчас вы поймете, почему.
Кивнул на стул, затем на две наполненные рюмки. Взялся за свою, но пить не спешил. Отнял руку, провернул перстень на пальце.
– Когда-то, очень много лет назад, мои предки целовали этот камень. Он принадлежал крестным нашего рода, хозяевам Матеры. Потом все изменилось, пришли иноземцы и последнего крестного изгнали. Уезжая, тот оставил перстень моей семье. Теперь наша обязанность – защищать справедливость и помогать бедным. Но прежних крестных мы не забыли.
– Неужели это были Руффо? – поразился князь, живо представив себе ветвистое родословное древо, украшенное гирляндами кривых разбойничьих кинжалов.
Дон Агостино величественно кивнул.
– Без сомнения. Фамилия забылась, но теперь, когда вы сами вспомнили, все стало на свои места. Да, ваши предки. Мы им обязаны очень и
