– Друзья! Я не разведчик, и к звездам не летала. Но, как выяснилось, неплохой географ, недавно открыла целую страну. Тауред! Может, вы уже о ней слыхали?
«Ты открыла, именно ты, Худышка! – одобрил знакомый голос. – Меня там и рядом не стояло. А то еще испугаются».
– Предлагаю вам немедленно по прибытии в Соединенное Королевство получить паспорта государства Тауред. С ними вы будете в полной безопасности на всей территории Британского Содружества наций. Скоро эти паспорта признает остальной мир, моя страна умеет настоять на своем.
Ответили не сразу. Первым откликнулся Николас, не слишком уверенно, словно размышляя.
– Идея очень интересная. Если она действительно ваша, леди Палладия, то позвольте вас поздравить. Лично мне особо выбирать не приходится, я немец из России, но ни с Гитлером, ни со Сталиным ужиться не смог. Все, что у меня сейчас есть – фальшивый латвийский паспорт.
Оршич кивнула:
– Соглашайтесь, Николай! А я даже не знаю… В свое время отказалась принять подданство Клеменции, я все-таки немка… Но подумаю. Обещаю!
Внезапно Николас резко повернулся.
– Есть! Радиомаяк Лейкенхита! Поймал!..
Пэл облегченно вздохнула. Машинописные странички со всеми данными она сразу отдала небесному ландскнехту. Выходит, не ошиблась.
– Музыку передают, – парень улыбнулся, – Вот, послушайте!
Переключил что-то на пульте, нажал кнопку…
В знойном небе пылает солнце, В бурном море гуляют волны, В женском сердце царит насмешка, В женском сердце ни волн, ни солнца, У мужчины в душе смятенье, Путь мужчины – враги и войны, Где, скажите, найти ему покой? Ах, где найти покой?!Когда раздались первые музыкальные такты, Пэл решила, что это совпадение, но тут же поняла – нет. Танго про далекую Аргентину передают не случайно.
А любовь мелькает в небе, Волну венчает белым гребнем, Летает и смеется, и в руки не дается, Не взять ее никак!О Аргентина, красное вино! Земля звала небесных гостей.
7Лонжа сидел за разбитыми пулями ящиками и мелкими глотками пил морс из трофейной фляги. На то, что лежало перед баррикадой, смотреть было трудно, и он старался не отводить взгляд от темных кирпичей штабного корпуса. Солнце уже село, и он ждал, когда включат фонари. В крепости их не слишком много, освещают же они именно то, что требуется – дорожки между зданиями и фасады. Шаг в сторону и ты в спасительной темноте. Свет нужен танку. Мелькнула и пропала мысль о том, что Дитрих, все угадав, оставит Горгау в темноте. Нет, не должен! Огромная безлюдная крепость после заката станет опасной, даже бдительному патрулю не уцелеть, если перед ним из темноты вынырнет «Марк» с двумя пулеметами. Включат!
Все прочее сделано, его последние подчиненные ждут команды. Шестеро – одного все-таки нашла шальная пуля. Неполный танковый экипаж…
Он отложил флягу в сторону и решил приманить свет, как когда-то в детстве нескладной считалочкой вызывал дождь. Надо только очень-очень захотеть. Улыбнулся, беззвучно шевельнул губами:
Перед казармой У больших ворот Фонарь во мраке светит, Светит круглый год. Словно свеча любви горя, Стояли мы у фонаря С тобой, Лили Марлен.Не помогло, и Август Виттельсбах попытался представить сцену Драматического театра, что на Жандарменмаркт, беспощадный огонь софитов, девушку в сером платье. Ту, что не ходит в разведку безоружной.
Обе наши тени Слились тогда в одну, Обнявшись, мы застыли У любви в плену. Каждый прохожий знал про нас, Что мы вдвоем в последний раз, С тобой, Лили Марлен.Краем уха он слыхал, что песню в Рейхе уже запретили. Не удивился, здесь скоро станут запрещать восход солнца. Но «Лили Марлен» никуда не пропадет, каждый солдат мечтает о девушке, ждущей его возле старого фонаря.
В тесной землянке, Укрывшись от огня, О тебе мечтаю, Милая моя…На покрытую железом крышу плеснул неяркий желтый огонь. Лонжа, продолжая неслышно напевать, встал, окинул взглядом уцелевших.
…Снова наступит тишина, И к фонарю придет она Ко мне, Лили Марлен. Пора? Пора!– Внимание! К машине!..
* * *Самым трудным оказалось объехать тела возле ворот. Танк взял резко влево, и все равно гусеницы несколько раз с отвратительным чавканьем находили безвинную жертву. Лонжа направил машину прямо к зданию штаба, чтобы выехать на дорогу. Чужих глаз не слишком опасался, пока доложат, пока сообразят. К тому же едва ли найдутся смельчаки, которые бы рискнули стать на пути «Марка». А на огонь из окон тут же ответит один из поставленных в спонсоны пулеметов.
Вот и дорога. Теперь можно выжать полную скорость, все двенадцать километров в час, однако Лонжа, напротив, сбросил газ. Ехал медленно, словно чего-то ожидая. Наблюдатель у верхнего люка предупрежден: если полосатое – стой, все прочее сметут пулеметы.
Слева и справа старые, сбросившие листву деревья, впереди высохший за сутки асфальт и одинокие упрямые лужи. Штабной корпус исчез в темноте, сейчас дорога повернет влево, к казармам…
– Стой!
Танк вздрогнул и, проехав пару метров, застыл. Слева показалось что-то полосатое, и тут же из неясной мглы негромко прозвучало:
– «Компаус»! Это мы, командир!..
Лонжа обернулся:
– Открыть люк!
«Компаус» – пароль диверсионной группы, захватившей пулемет-надоедалу в штабном окне. Когда начиналась рукопашная, трое добровольцев сумели незаметно выбраться из тоннеля. Настоящий «компаус» тронуть Лонжа так и не решился, хотя и не блефовал в разговоре с обергруппенфюрером. Не увидел бы условный сигнал из штабного окна, взял бы грех на душу.
– Пулемет раскурочили, затвор с собой принесли. Впереди никого нет, командир, мы проверили.
Танк вновь ожил и неспешно поехал дальше. Из троих вернулись двое. Минус один…
Дорога свернула влево, дальше казарма, но заезжать туда нет смысла. Значит прямо, а потом снова влево, к старому пустому складу. Внезапно Лонжа заметил идущего по дороге человека в офицерской форме. Со спины не узнать, кажется, сапер. Танковый мотор гудел на пределе, но человек даже не повернулся. Наконец, поравнялись.
