Вот только что теперь будет? В «зипо» у Гиммлера унтерштурмфюреров много.
Пока же, с Локи словно шапку-невидимку сняли. Консервами не кормили, не давали книг в ярких обложках, зато пару раз от души угостили «пластырем» – дубинкой поперек хребта. Хорст едва не обрадовался, хоть вроде бы не с чего. Вдруг и в самом деле забудут? Может, в «зипо» иных дел хватает? А без присмотра в тюрьме много чего придумать можно, только бы не мешали.
– Ста-а-ановись! Равняйсь! Смирно! Ма-а-арш!..
Обошлось без противогазов, со швабрами в Горгау погнали. А в крепости на плацу – крытые грузовики в несколько рядов. По какому случаю здесь, ясно. Так между грузовиками и шли.
* * *Локи отжал тряпку, бросил на пол и с омерзением взялся за швабру. Уже третий кабинет подряд, если с утра считать. Торопятся «мертвоголовые» и всех прочих торопят. Кабинеты же все пустые, иные даже без мебели, как этот. Пусто! Паркет – и большой план на стене, в рамке деревянной. Этот план Локи и заинтересовал. Как только «черный» дверь прикрыл, он швабру к стене приставил и тихим шагом к тому, что в рамке. Не ошибся – Горгау, подробный план, хоть и старый, еще в прошлом веке составлен. Вначале обрадовался, словно дорогу на волю открыл, потом пригляделся, поскучнел. Не выбраться, со всех сторон бастионы с куртинами, ворот хоть и двое, но все, понятно, под прочным караулом. Каждой крепости наверняка подземный ход полагается, но на плане, ясное дело, его нет.
Швабра думать не мешала. А о чем правильный сиделец думать должен? Ясное дело, о побеге. Прежде иных забот хватало, теперь же, от Глиста избавившись, можно тереть тряпкой старый паркет и вспоминать все байки, что от подельщиков слышал. Чего только те о побегах не рассказывают! И про решетки перепиленные, и про переодевание, и про спуск прямиком в тюремную канализацию. Блиц-наставник, однако, после очередной подобной истории рассудил, что самый верный побег, он самый простой. Вышел из камеры – и прямиком к воротам, не оглядываясь. Только подготовить его всего труднее. Одному никак не осилить.
От тряпки несло хлоркой. Локи, наморщив нос, отжал лишнюю воду, но прежде чем продолжить дело, выглянул в окно. Крепость все же не тюрьма, не для того строена. Был бы план подробней, а времени больше, многое придумать можно. Как в детской книжке про негров – побег обозначить, обувь деревянную (бесполезная вещь!) за стену перекинуть, а самому в пустом каземате спрятаться. Наверняка есть такие, подальше и поглуше. Нужен тот, кто еду бы приносил и связь держал. Плохо, что зима впереди, намерзнешься.
Хорст прикинул, не сможет ли помочь тот громоздкий, с густым голосом. Вспомнив, чего было, рассудил, что долго ждать придется. Королевский связной в форт попасть должен, а это трудно, сам же признался.
Но самое правильное – не это, другое совсем.
Локи отошел подальше в угол, приподнял край полосатой робы. Пистолет на месте, в нем семь верных смертей. Для того чтобы дорогу на волю проложить, не хватит, однако для другого сгодится. Бунт! Вот самое надежное – и страшное самое. Когда охрану на куски рвать начинают, тогда и нужно уходить. Риска много, но шансов побольше. А отчего в тюрьме бунтуют?
Локи вернулся к окошку, выглянул. Грузовики в несколько рядов, сегодня еще десяток подогнали. Для надобности какой, каждый в форте знает.
Из-за всякого, в общем, бунтуют.
* * *– У нас новый сосед, – шепнул с верхних нар господин Зеппеле. Помолчав немного, добавил не без удивления: – Общительный, со всеми перезнакомился. Талант у человека!
Локи покосился налево, где пустые нары. И в самом деле, новенький, рядом с тем местом, где Арман-дурачина обитал. Лежит, отвернувшись, только и видно, что стриженную под машинку голову.
– Генрих Бронзарт фон Шеллендорф, дипломат, бывший атташе во Франции. Интересно, его-то за что?
Локи в ответ лишь плечами пожал. Мало ли грехов на свете? Сейчас времена такие, что даже за фамилию посадить могут. Слишком длинная – или согласных в ней много.
С тем и прилег, колени к груди прижав. Теплее, и пистолет не выпадет.
* * *– Просыпайтесь, Локенштейн!
Голос он услыхал во сне, но просыпаться не захотел, узнал сразу. Сон же, расщедрившись, тут же показал все въяве. Сначала подвал, пистолет у затылка, а после кабинет, где чек выписали.
«Господин комиссар». Примерещится же такое! От возмущения Локи даже замычал. Не надо комиссара, ему и так уже прошлой ночью Глист снился!
– Просыпайтесь! – и чужая рука на плече.
Проснулся, уже понимая, что увидит. Монокля нет, и волосы машинка съела, но узнать даже в темноте можно.
Следующего приказа ждать не стал, запахнул робу и с нар соскользнул.
Вот он я!
– Отойдем! – велел Генрих Бронзарт фон Шеллендорф. – Если что, нам с вами не спалось, решили словом-другим перекинуться. Я тут с каждым пообщался, так что не удивятся.
Локи покорно поплелся, куда велено. Прошли в дальний угол, где нары пустые, «господин комиссар» брезгливо провел пальцем по плохо оструганному дереву.
– Завтра скажу, чтобы убрали. Свинарник какой-то! Ладно, садитесь.
Хорст бухнулся на нары, ни жив ни мертв. Не забыли о нем, ох, не забыли!
Бронзарт фон Шеллендорф устроился поудобнее, закинул ногу за ногу.
– Плохи дела, Локенштейн. Настолько плохи, что мне пришлось самого себя арестовать…
Наклонился ближе, царапнул взглядом:
– Кто, по-вашему, убил унтерштурмфюрера Виклиха?
Локи сразу понял, что пистолет не спасет. Пока вытащит, пока с предохранителя снимет… А главное, зачем? Разве что после самому в смерть уйти, чтобы без пыток, сразу.
Странное дело, но живот не болел. Игла тоже исчезла. Локи словно увидел их двоих со стороны. Человек против человека, а значит, шансы равны. Удивить-то его «господин комиссар» удивил, но не больше.
