Они сидели в приемном покое клиники на Рю де Севр. Операция проходила на втором этаже, хирурги обещали сделать все возможное и невозможное.
– Люди в черном приняли вас всерьез, леди Палладия. Наверняка в Берлине была слежка. Что-то их сильно озаботило.
Пэл закусила губу. Врач не откровенничал, но и того, что сказал, достаточно. Три пули почти в упор. Печень, грудная клетка, сердечная оболочка. Чудо, что тетя до сих пор жива. У Хлопушки заботливый ангел.
– Я постараюсь, чтобы этих убийц озаботило еще больше. Надеюсь, вы мне поможете. Телеграмму в Лондон я уже послала…
У нее хватило сил поддержать разговор, попрощаться и даже проводить заботливого усача до стеклянных дверей. Потом Пэл вернулась в кресло, вытащила из сумочки носовой платок и вцепилась в него зубами.
«Это работа не для тебя, мелкая».
Время тянулось медленно, кружило, затягивая в глубокий ледяной омут. Она все рассчитала, все взвесила. Вот только не учла, что рядом – живые люди. «О человеческих чувствах с вами говорить бесполезно…» Говорить не надо, главное, чтобы эти чувства были. Тетя – это ее расчет и просчет. «Часть операции», как говорят профессионалы.
Пэл старалась не плакать, но платок был уже мокрый. Тогда она вышла под дождь, купила в соседнем киоске пачку сигарет и долго курила, стоя под тяжелым бронзовым козырьком. По ночной улице то и дело проезжали авто, желтый свет фар, такой же, как на взлетной полосе, заставлял каждый раз вздрагивать. А потом она вспомнила, что забыла выпить лекарство.
Тетя Адмиранда, сестра ее матери, умерла за пять минут до полуночи.
Глава 9
«Компаус»
1– Лонжа! Ты все время говоришь «рано!» Когда же…
Иногда хочется, чтобы вместо завтра настало послезавтра. День становится лишним, Время – липким. Опутывает паутиной, стягивает, не давая двигаться. Тогда он радовался отсутствию наручных часов, следить за секундной стрелкой было бы сущей мукой. От полуночи до полуночи, словно по минному полю, неспешно, вонзая перед собой щуп… Переход закончен, но следующий день ничем не радостней, такой же ненужный и лишний. Взлететь бы над Временем в самый зенит мироздания, рассмотреть среди бесконечной череды месяцев и недель заветный квадратик с числом, и – камнем вниз, прямо в полночь, когда минутная и часовая стрелки смыкаются!
– Я говорю «рано», потому что сейчас, сегодня, ничего не сделать. Восставать бессмысленно, бежать некуда. Горгау посреди Рейха, без помощи извне нас сразу же схватят. Мы не имеем права обрекать людей на гибель.
– Через несколько дней, когда проклятые снаряды отгрузят, нас отдадут под трибунал. Чего ждать?
Он никогда не думал, что терпеть иногда бывает так трудно. День за днем, час за часом. Но все когда-нибудь кончается, заветный день уже близок. Не завтра, не послезавтра, но – рядом.
– С сегодняшней ночи надо дать задание караульным, пусть следят за сигнальными ракетами. Время – от полуночи до часу ночи. Первая ракета должна быть красной. Не пропустите!
…Вторая ракета белая, синяя – третья. Белый и синий, цвета баварского флага. Это если все в порядке. Если нет, все три красные.
– Не пропустим!
* * *Сапер спит, а служба идет. И когда сидит на ящике, тоже. Ощущение как в школьном классе, если учитель опаздывает. Придет в конце концов, но сейчас каждая минута – твоя.
Первая смена в боевой готовности, комбинезоны надеты, противогазы проверены. Совсем рядом, в двух шагах, железное заграждение. Тоннель Смерти… Но в этот день никто не торопится, Скальпель и тот покрутился рядом несколько минут и куда-то пропал.
– У них с грузовиками что-то случилось, – сообщил самый знающий. – Поутру крик стоял, начальство «черное» сбежалось. Издалека не поймешь, но несколько машин с места точно не сдвинулись.
– Сахар в бензобак, – откликнулся кто-то. – Или свечу неисправную вкрутить. А можно еще и скаты, все четыре сразу.
В Новом форте и в самом деле что-то стряслось. Даже связного не прислали.
– Шоферы – не заключенные, им жизнью рисковать ни к чему. Вот и подсуетились. А может и сами «мертвоголовые» придумали, им тоже смертью дышать не охота.
– Саботаж, камрады!
Для полного счастья еще бы и закурить, но – не решались, стоило лишь взглянуть в черную глубину тоннеля. Прибор химической разведки, ящик с брезентовыми лямками, тут же, у стены. Последний замер сделан прошлым вечером.
– А хорошо бы так денек-другой посидеть! Потом, глядишь, про снаряды в газетах напишут, пришлют комиссию, разбираться станут. А нас к тому времени куда-нибудь переведут.
– Тихо! Скальпель!..
Обер-лейтенант вынырнул из темноты, словно призрак. Оглядел подчиненных, рукой махнул.
– Подъем!
Лонжа прислушался. Вдалеке, у входа, уже можно было различить стук деревянных башмаков. Недолго посидели…
– Все по местам, начинаем… Газы!
* * *Снаряд упал на пол с глухим негромким стуком, словно был сделан из дерева. Как это случилось, Лонжа даже не заметил, смотрел в сторону стеллажа, с которого снимали следующий. Наверняка выскользнул из рук, снаряды передавали по цепочке…
Ш-ш-шух! Ш-ш-шух! Ш-ш-шух!
Время, которое он так торопил, остановилось. Белый огонь ярких ламп, еле заметная желтая полоска на снаряде, люди в полосатых робах и противогазах. Они еще не поняли, что произошло. Только тот, кто выронил, попятился, уткнулся спиной в деревянные ящики…
Ш-ш-шух! Ш-ш-шух!..
Лонжа поднял правую руку вверх, сигнал «Стой! Прекратить работу!» Заметили не все, но самые догадливые уже начали пятиться к двери. Сейчас побегут и остальные…
Снаряд!
…Взорваться не должен, но если поврежден корпус, фосген в считанные секунды заполнит склад. Противогаз может не спасти, слишком высока концентрация. Остается надеяться, что латунная гильза цела.
Ш-ш-шух!..
Снаряд лежал как раз между ним и дверью. «Полосатики» уже бегут, кроме одного, вероятно самого смелого. Тот у выхода, переминается с ноги на ногу. Лонжа махнул рукой: уходи! «Полосатик» понял, попятился… Можно, пока еще не поздно, последовать его примеру, но кому-то все равно придется рискнуть. А если еще раз уронят?
Лонжа поправил
