– Погоди! Нет!
– Не время спорить, брат. Делай, что сказано.
Нажав ладонью на макушку Арама и заставив его спрятаться в баке, Макаса сорвалась с места и побежала дальше.
Добежав до конца проулка и услышав позади тяжелый топот троллихи с огром, она крикнула вперед:
– Арам, беги! Я за тобой!
После этого она свернула за угол и приостановилась – убедиться, что врагу не придет в голову заглянуть в мусорный бак. Через несколько секунд из проулка показалась Затра, а за ней и пузатый огр. Хитрость удалась: враги последовали за ней, считая, что Арам где-то впереди.
Теперь Макаса точно знала, куда бежать. Туда, где она сможет покончить с этой долгой-долгой погоней раз и навсегда. Да, у нее сложился план. Но чтобы он сработал – действительно сработал, – следовало дать команде Малуса время собраться вместе. Поэтому Макаса предпочла прямому пути окольный. Теперь, без Арама, она могла не сомневаться в своем преимуществе в быстроте и направилась в сторону более широких улиц и площадей. Вскоре к погоне присоединился Трогг с синекожей огрихой. За ними – Шепчущий. Макаса надеялась дождаться и самого Малуса, но путь уже подходил к концу.
«Пора. Возможно, еще появится».
Последний поворот – и она, увлекая за собой погоню, вбежала прямиком в Громодром.
Глава сорок первая. Малус-не-Малус
Однажды, за несколько месяцев до встречи с Арамаром Торном, Макаса уже была здесь на представлении. Ее капитан ушел куда-то по личным делам (то есть, как теперь было ясно, в гости к Мавзолю), и она позволила Дургану Однобогу затащить себя в Громодром. Здесь барон Гогельмогель позволял всем желающим сводить счеты в бою. Драться на улицах было нельзя, если не хочешь подставлять голову под молоты отряда Гогельмогелевых балбесов. Но в Громодроме бои были разрешены и устраивались каждую ночь. Считалось, что это способствует сохранению в Прибамбасске мира и покоя, однако Макаса вскоре заподозрила, что истинной целью было вдохновлять приезжих и местных делать ставки на исход боя – ведь определенная доля каждой ставки шла в пользу барона.
Сама Макаса не держала пари и не играла в азартные игры, а вот Однобог поставил серебряную монету на коренастую гоблиншу, решившую, что ее соседка, не такая рослая, но столь же коренастая гоблинша, нарочно обрезала ее веревку для сушки белья, после чего все выстиранные простыни пришлось стирать заново. В конце концов победила гоблинша ростом пониже, и Однобог потерял свою серебряную монету, но, судя по всему, развлекся он на славу.
Да, Громодром был чем-то вроде гладиаторской арены, по сути мало чем отличавшейся от арены Забытого Города, где Араму пришлось драться с Клоком на потеху королю огров. Теперь Макаса стояла в центре Громодрома, посреди клетки, окруженной девятью ярусами трибун, битком набитых гоблинами, гномами, людьми, воргенами, троллями и немногочисленными дворфами. Когда Макаса, а следом и ее противники, вошли в клетку, на арене как раз завершился очередной бой – балбесы выносили наружу и побежденного, и победителя. Остановившись перед бароном Гогельмогелем, она во всеуслышание заявила, что «эти пираты» похитили ее сыр (этот обман был первым, что пришло ей в голову), и она требует удовлетворения.
Склонившись на сторону, чтоб разглядеть стоящих за спиной рослой человеческой женщины, Гогельмогель изумленно уставился на Затру, Уолдрида, Трогга и синекожую огриху. (Пузатого нигде видно не было, и Макаса решила, что он отправился за Малусом или так запыхался, трубя в рог и пытаясь догнать ее, что появится не скоро.) Почесав в затылке, Гогельмогель обратился к Макасе.
– Как? – спросил он. – Все четверо? О каком же количестве сыра идет речь?
– О достаточном.
Стоя у края арены, Гогельмогель снова склонился на сторону, чтобы заглянуть за спину Макасы, и обратился к «сырокрадам»:
– Согласны ли вы вернуть этой женщине сыр либо возместить его стоимость?
Совсем сбитые с толку, троллиха и огры недоуменно разинули рты. Видя это, Шепчущий саркастически хмыкнул и провозгласил во всю силу мертвых, почти бесполезных легких:
– Нет! Сыра мы не вернем ни за что!
– Тогда, – заорал Гогельмогель, стараясь перекричать радостные возгласы публики, – у нас еще один бой! Четверо против одного! Делайте ставки!
Толпа загомонила, выкрикивая суммы и условия ставок. На одной из трибун Макаса заметила Газлоу – склонившись вперед, чтобы тоже сделать ставку, он передал монету юному гному ростом примерно с Залатая. На миг ей сделалось интересно, на чью же победу он ставит и как оценивает шансы.
Во всяком случае, Макаса считала свои шансы неплохими. Малус так и не появился, однако ей представилась возможность вывести из строя его огра и троллиху, а может, и нанести Отрекшемуся такой урон, чтоб больше не поднялся. Слегка беспокоила ее только синекожая огриха. Было в ее взгляде что-то этакое… К тому же, признаться честно, четверых противников разом для нее было многовато. Вполне возможно, здесь она и погибнет. Но при этом хотя бы оставит Малуса без лучших помощников. Пусть это будет ее подарком брату – даже если этот подарок окажется последним.
Малус тоже считал свои шансы очень неплохими. Незаметно проскользнув в Громодром с заднего хода, он оценил ситуацию. Пожалуй, он вполне мог потерять одного или двух прислужников. Может, даже троих – в конце концов, он видел, на что способна в бою эта Флинтвилл. Но в конечном счете его неупокоенный мечник одолеет Макасу Флинтвилл. Это неизбежно. Арам навсегда расстанется с сильнейшим из своих союзников, а он, Малус, с двумя араккоа сможет продолжить поиски Арама и компаса (теперь-то он точно знал, что компас где-то здесь).
Все так же никем не замеченный, он выскользнул через задний ход наружу.
Арам едва мог дышать. Неизвестно, чем был набит этот мусорный бак, мальчик был твердо уверен: это «неизвестно, что» давным-давно сдохло, сдохло, сдохло! Теперь-то Арам разом понял, откуда у Шепчущего взялась привычка обливаться такими количествами жасминовой воды. Но, несмотря ни на что, он выждал добрых пять минут и только после этого выглянул наружу, прислушался и осмотрелся. Вокруг не было ни души, а рев рога пузатого огра доносился откуда-то издали. Арам ужасно беспокоился за Макасу, но ни на миг не сомневался в ее возможностях. И отлично понимал, что во время бегства был для нее обузой. Если
