Мне же это ничего не говорило, и я переспросила:
– Что это значит?
– Кто-то хотел, чтобы он умер в мучениях, – устало произнес лекарь. – Противоядия нет. Больной умирает на третьи сутки, терпя страшные боли. Могу лишь порадоваться, что сейчас он без сознания. Я ничего не могу сделать, лишь немного облегчить боль, если он не умрет раньше от ранения.
Сгорбившись, врач медленно прошел мимо нас и направился вниз по лестнице. Я же сползла по стене, убитая его словами. У меня в голове не укладывалось, что Драгомир умирает. Нет! Только не он и не так! В этом есть и моя вина. Не появись я в его жизни, и его бы никогда не занесло в море. У меня перед глазами всплыла его мальчишеская улыбка, и в груди защемило.
– Моя кровь, – прошептала я, вспомнив, как меня лечил в замке Влад, когда я болела.
Чем она хуже? Пусть изменения только начались, но надо попробовать.
– Моя кровь! – произнесла я уже громко, привлекая внимание.
Мария перестала рыдать, и все непонимающе уставились на меня.
– Когда я болела, то Владислав лечил меня своей кровью. В моей крови тоже течет кровь грогов, и можно попробовать.
На меня по-прежнему смотрели с недоумением, но объяснять времени не было.
Резко поднявшись с пола, я понеслась на кухню. Там за столом сидел доктор, уставившись в кружку. Пролетев мимо него, я набрала в кувшин воды и схватила нож. От волнения у меня дрожали руки. В прошлый раз Влад добавил в воду одну лишь каплю. Замерев в раздумьях, я не знала, сколько добавить мне. Тогда я просто болела, а Драгомир ранен и отравлен. Порезав ладонь, я наблюдала, как набух кровью порез, и наклонила над кувшином руку. Отсчитав три капли, обмотала полотенцем ладонь и, схватив кувшин, побежала на выход. В дверях столкнулась с Марией, которая тоже спустилась вниз.
– Что ты делаешь?!
– Доверься мне! – попросила я. – Хуже уже не будет.
Обойдя ее, я побежала к Драгомиру. У дверей его комнаты мне преградил путь Дубах.
– Что ты хочешь сделать? – подозрительно спросил он, как скала заслоняя мне вход.
– Надеюсь помочь. Пропусти!
– Я не уверен, что Дракон желает превратиться в грога.
– Ты дашь ему умереть? – нервно спросила я, раздосадованная его вмешательством. Потом постаралась взять себя в руки и объяснить: – Он им не станет. Когда я болела, то меня так лечили. Я не знаю, поможет ли моя кровь, но надо попробовать.
– Сомневаюсь, что это правильно, – нахмурился здоровяк, и мои нервы сдали.
«Эндельсон, освободи мне вход!» – мысленно приказала грогу. Больше всего я боялась, что Драгомир может умереть, пока мы препираемся с Дубахом. В доме грог не следовал за мной по пятам, давая свободу. Пусть сейчас я его не видела, но вряд ли он спит, когда в доме такой переполох.
Я почувствовала лишь порыв ветра, и Дубаха снесло от двери. Не тратя времени зря, я влетела в комнату. Драгомир был без сознания. Дыхание судорожными хрипами вырывалось из груди. Выдох. Пауза, и лишь через несколько мучительно долгих секунд раздавался тяжелый вдох. У меня из глаз потекли слезы, но я заставила себя приблизиться к нему, больше всего на свете страшась не услышать этот надрывный вдох.
Осмотрев комнату, на столике я увидела кружку и, выплеснув оттуда остатки воды, налила из принесенного с собой кувшина. Присев на кровать, приподняла голову Драгомира и, глотая слезы, стала вливать воду в его приоткрытый рот. Часть потекла мимо, но немного он проглотил.
В коридоре слышался шум, распахнулась дверь, и вошел доктор. В проеме мелькали силуэты Эндельсона и Дубаха. Грог до сих пор удерживал великана на расстоянии.
– Ему нельзя сейчас пить! – встревоженно воскликнул лекарь.
– Это должно помочь! – больше убеждая себя, чем его, произнесла я. – Давайте этим же промоем рану.
– Я же только его перевязал… Убить его хотите?
– Он и так умирает! – закричала я.
Старик отвел глаза и подошел ближе. Может, мне и показалось, но дыхание Драгомира стало менее надрывным. Хотелось верить, что это средство действует, а не заканчиваются последние силы. Я смотрела на доктора таким умоляющим взглядом, что он дрогнул и, тихо ругаясь, стал снимать бинты, открывая рану.
Я сбегала за полотенцем и подложила под Драгомира, чтобы не намочить постель. Мы промыли рану водой из кувшина и снова перевязали.
– Его надо этим поить, – сказала я.
– Ему нельзя пить! – повторил он свое предупреждение. Мы одновременно посмотрели на Драгомира. Хоть он оставался без сознания, его дыхание действительно выровнялось.
– Это должно нейтрализовать яд. Надо же хоть попытаться!
– По чайной ложке, не больше, – процедил, сдаваясь, доктор. – Я вообще не понимаю, чем вы его лечите!
– Поверьте, вам лучше не знать, – устало пробормотала я.
Заставив Драгомира сделать еще один глоток, я вышла, оставив с ним лекаря. Просто из коридора уже доносился звук ломаемой мебели, и надо было утихомирить Дубаха.
– Эндельсон, оставь его!
Повинуясь моему приказу, грог появился рядом со мной.
Дубах смотрел на меня налитыми кровью глазами и тяжело дышал. Не испугавшись, подошла к нему. Я исчерпала на сегодня свой лимит страхов и чувствовала себя опустошенной. Не повышая голоса, произнесла:
– Я сделаю все, чтобы Драгомир выжил! И если для этого надо перешагнуть через тебя, я перешагну. Если для этого он должен стать грогом, то я сделаю его грогом. Они лучше и честнее многих людей. Не стой на моем пути – смету!
Не дожидаясь ответа, я резко развернулась и покинула дом. Мой путь лежал в рощу, где мы попрощались с Владом. Там я впервые за все время обняла дерево, прислонившись к нему лбом, и стала мысленно звать мужа. Я просила его о помощи, рассказывая все, что произошло.
Время шло, но никаких изменений не было. Услышал ли он меня?.. В сердце заползли обида и горечь. Это же надо было столько времени сдерживаться и стараться не прикасаться к деревьям, чтобы в тот момент, когда нужна помощь, натолкнуться на глухую стену. Может, вода и расстояние между нами опять все глушат? А если я мужу уже безразлична и ему все равно, что со мной? От последнего предположения стало совсем тоскливо. Руки опустились, и я поплелась к дому.
– Как он? – спросила Марию, сидящую на кухне.
– Док говорит, что немного лучше, но делать выводы еще рано.
И потянулись долгие часы ожидания. Драгомир лишь ненадолго приходил в себя, большую часть времени пребывая в беспамятстве. Я не отлучалась от его постели, стараясь поймать драгоценные мгновения, так как он звал меня. Сжимая его руку, я умоляла его бороться и держаться. К концу дня лекарь подарил нам надежду, сказав, что рана заживает на удивление быстро и нет никакого воспаления. Несмотря на все уговоры Марии отдохнуть, я не ушла спать
