Чарльз де Линт
* * *Чарльз де Линт – профессиональный писатель и музыкант, живущий в Оттаве, Канада. Этот прославленный автор более чем семидесяти книг для взрослых, для молодежи и для детей удостоен Всемирной премии фэнтези, премий «Аврора», «Санберст» и «Белая сосна», и многих других наград. Согласно опросу, проведенному среди читателей «Новейшей библиотекой», восемь его книг вошли в список 100 лучших книг XX столетия. Кроме этого, де Линт – поэт, художник, автор-исполнитель песен и фольклорист. Ведет колонку ежемесячного книжного обозрения в «Журнале научной фантастики и фэнтези».
Вероника Шаноэс использует декорации волшебной сказки, чтоб рассказать читателю трагическую историю Нэнси Спанджен. Лучше всего известная своими взаимоотношениями с панк-рокером Сидом Вишесом из группы Sex Pistols, она была неблагополучной маленькой девочкой, на самом деле так никогда и не сделавшейся взрослой. Как и у Нэнси, шансы вымышленной Лилии на традиционный счастливый конец ничтожны: ее терзают, рвут изнутри душевные муки. Шаноэс написала эту жестокую сказку потому, что была очень зла на то, как «глянцевая пресса о панках походя демонизирует» Спанджен – «мертвую душевнобольную девочку».
Крысы
История, которую я сейчас расскажу – сказка, и потому эта история постоянно повторяется. Вот, например, Красная Шапочка то и дело отправляется через лес навестить бабушку. А Золушка – примеряет хрустальный башмачок. Так же и эта история происходит снова и снова. Будь все иначе, Золушка стала бы просто очередной пресыщенной старой королевой во дворце, набитом милыми нарядами, бранящей слуг за небрежность в чистке печей и безнадежно увязшей в непростых отношениях с папарацци, а Красавица с Чудовищем сделались бы просто очередной богатой благополучной парой. Все они могут быть сами собой только в сказках, а потому только в сказках и существуют. Красная Шапочка известна нам только как девочка в красной шапочке, несущая корзинку через лес. А кто она, например, сегодня, в эти дни изнурительной летней жары? Как различить ее в этой толпе маленьких девочек в купальниках и пляжных сандалетах, резвящихся под брызгами поливалки в Томпкинс-сквер-парк? Может, та, что только что порезала ногу, наступив на осколок пивной бутылки? Или вон та, с прозрачным зеленым водяным пистолетом?
Вот так-то. Всех этих героев можно узнать только по их сказкам. И эту сказку – как все сказки на свете, даже новые – вы, вполне возможно, узнаете. Почувствуете знакомую, привычную форму. Такую, как полагается. Но это чувство – обман. Все сказки лгут, потому что в каждой имеется начало, середина и конец. Обычные повороты сюжета, причем такому-то началу подходит только такой-то и никакой другой конец. И потому мы, закрывая книгу, думаем: «Да, все верно. Все правильно. Иначе просто и быть не могло. Да».
Но в жизни все иначе. В ней нет ни связных сюжетов, ни даже намеков на развитие действия – ни смены тона повествования, ни вкрадчивых изящных метафор, предупреждающих нас о грядущих событиях. А когда кто-то гибнет, в этом нет ничего возвышенно-трагичного, это вовсе не кажется ни неизбежным, единственно возможным концом, ни баснословной, небывалой бедой. Это просто глупо. Глупо и больно. Как той самой девочке, что разбила коленку, играя на детской площадке. Мать, гладя дочь по головке, лживо уверяла ее, будто все хорошо. «Что же тут хорошего, мама?! – всхлипывала она. – Что тут хорошего, мне же больно!» Я была рядом. Я сама это слышала. И она была права – ох, как права!
Однако у нас тут сказка, а сказка – тоже ложь. Возможно, она смягчит боль этой глупости, а может, наоборот. В любом случае, реалистичности от нее не ждите. Ну, а теперь – к делу.
Давным-давно…
Давным-давно жили на белом свете муж и жена. Были они молоды, любили друг друга крепко, а проживали в одном из пригородов Филадельфии. Пригородная жизнь им очень нравилась. В отличие от меня (а может, и от вас) они ничуть не жалели о граффити и пробках, о жарком бешеном пульсе и гулких отзвуках жизни большого города в бетонных ущельях, оставшихся где-то вдали. Но, как бы ни были они счастливы вместе, в собственном доме, имелось и у них свое горе, рождавшее в душе пустоту и боль, что с каждым новым взглядом друг другу в глаза становилась все сильней. Называлось их горе «бездетность». Их дом неизменно был тих и опрятен, словно стопка бурбона. Ни разу в жизни ни одному из них не приходилось оставаться дома, чтоб присмотреть за ребенком, хворающим гриппом – да что там, они и не ведали, какой-такой грипп на сей раз валит с ног всех вокруг. Ни разу в жизни не доводилось им засиживаться допоздна за серьезными беседами насчет ортодонтии или повышения цен на учебу в колледже, и это переполняло их сердца невыразимой мукой.
– О, – говорила жена, – если бы только был у нас любимый сын! Он целовал бы нас и улыбался, и согревал пылом юности нашу грядущую старость…
– О, – откликался муж, – если бы только была у нас любимая дочь! Она бы смеялась и танцевала, и помнила наши сказки и семейные были еще многие годы после того, как мы сами забудем их!
Так-то и шли их дни. Вместе они преклоняли колени, посещая храмы врачебных кабинетов, вместе приносили щедрые жертвы на алтари клиник лечения бесплодия. Однако от рассвета до заката их лица отражались лишь в зеркалах их тихого дома и с каждым новым взглядом становились все старше и все печальнее.
Но вот однажды, возвращаясь из супермаркета с битком набитым неестественно красочными, нездорово глянцевыми фруктами, овощами и даже мясом багажником пикапа, купленного, когда они только-только поженились и были полны надежд на семейное счастье, жена почувствовала на очередном ухабе первое движение плода в чреве, и уже дома – по мятой клубнике в багажнике – поняла: молитвы их наконец-то услышаны, она беременна. Она поспешила поведать об этом мужу, тот обрадовался не меньше нее, и оба тут же направили все усилия на то, чтобы их будущий малыш был здоров и счастлив.
Но за посещениями докторов ни жена, ни муж не забывали о четырех призраках, четырех тенях, таящихся неподалеку. Призраки ждали своего часа и – рано ли, поздно – явились бы без приглашения, и потому муж с женой в конце концов решили пригласить их в гости. Было чудесное субботнее утро, жена подала на стол свежие домашние рогалики, и четыре тени принялись оделять растущее
