– Да, пожалуй, как-то глуповато, – согласилась ее подруга, обладательница куда более практичной шляпы-колокола.
– Бог из мышины! – неуклюже скаламбурил джентльмен с усиками.
– Глупая стратегия, – проворчал кто-то еще. – Надо было избавиться от Льва с Дороти и бороться за первое место между собой.
– Но ведь они заключили союз! – воскликнула леди в широкополой шляпе. – Разве вы сами бросили бы в беде такую милую девочку?
– Хлеб и зрелища, дражайшие коллеги, хлеб и зрелища, – сказал мужчина в хомбурге, сидевший близ центра бассейна. Строгое выражение его лица напоминало о том, что нам, интеллектуалам, не пристало поддаваться эмоциям, наш удел – холодный и трезвый анализ.
Между тем в наших шарах показались возвращающиеся мыши. С громким писком выступили они из маковых зарослей, таща за собой на тонких шнурках повозку.
На повозке возлежал спящий Трусливый Лев с перевернутым алым маком на носу. Проснувшись, он оглушительно чихнул, и цветок взлетел высоко в воздух.
– А?! – воскликнул Лев. – Что стряслось?! Чудовища?! Спасите! Не позволяйте им съесть меня!
Глаза его так выпучились от страха, что даже джентльмен в хомбурге не сумел сдержать смеха.
Слушая, как коллеги, интеллектуальная элита Изумрудного города, обсуждают «маковый» этап состязания, я выяснил два обстоятельства. Во-первых, что я как-то неожиданно удовлетворен тем, что даже самые непрошибаемые из сограждан еще способны испытывать сострадание к попавшему в беду ребенку. Во-вторых, что конкурсанты наконец-то добрались до изумрудных ворот, а значит, времени до известных событий осталось совсем немного.
Я выучился резать, гранить и шлифовать камни, сидя – в полном соответствии с известной поговоркой – на дедовых коленях. Буквально – сидя на его коленях, иначе не мог бы видеть рабочего стола. И все это время наблюдал не только за его руками, но и за лицом. За работой дед щурился, сосредоточенно раздувал ноздри…
К тому времени он уже лишился всего, был низвергнут с придворных высей в ту самую каморку, что по сей день служит мастерской и мне. Времена работы с изумрудами Лурлины остались в далеком прошлом, однако, благодаря его непревзойденному мастерству, многие аристократы до сих пор шли к нему с сапфирами без оправ и рубинами сомнительного происхождения в карманах.
Помиловала его сама Озма.
– Страна Оз, – зевнув, с переливчатым смехом сказала она, – должна беречь прекрасное!
Невзирая на это, она позволила своим колдуньям свить на ногах деда кандалы, не позволявшие покидать отведенные ему комнаты.
При появлении заказчиков он подхватывал меня, сажал на колени и вручал мне запасную лупу. Вставлял лупу мне в глаз, склонялся к моему уху и шептал – так, чтобы больше никто не расслышал:
– Ищи несовершенства. Несовершенства повсюду. Никогда не доверяй тем, кто претендует на безупречность.
Глинда находит Страшилу в палатах на окраине королевского сектора, отведенных ему для ночлега. Провожая ее внутрь, он спотыкается о пучок соломы, торчащий из пятки, и с глухим ударом шлепается на пол.
На лице Глинды отражается тревога, но Страшила лишь беззаботно машет рукой.
– Кабы я выходил из себя всякий раз, как сделаю глупость, целыми днями только и делал бы, что топал ногами!
Этот Страшила – добрый малый и всегда готов посмеяться над собой, а поводов для этого, судя по простодушию в нарисованных глазах и валкой походке тряпичной куклы, набитой соломой, у него предостаточно.
Глинда спрашивает, отчего ему хочется получить мозги.
– Хороший вопрос! – восклицает он. – Не знаю, отчего я думаю, будто желаю думать, ведь у меня нет мозгов, чтобы подумать, будто мне хочется думать. Но мне все равно хотелось бы думать. По крайней мере, я думаю так. А вы как думаете?
Он сидит на кровати, прислонившись спиной к изумрудной спинке. В ногах у него стоит пара бесплатных тапочек, богато украшенных изумрудами (как такое носить, ума не приложу).
– Я ведь появился на свет только позавчера, – говорит Страшила, – и, может быть, мое мнение в счет не идет. Но все это ужас, как красиво, разве не так?
Глинда оборачивается взглянуть, на что он смотрит. За окном полыхает закат, лучи солнца окрашивают хрустальные башни Изумрудного города багрянцем, пурпуром, золотом.
– Да, я очень хочу получить мозги, – продолжает Страшила. Теперь его голос звучит куда тише. – Но, думаю, если я получу их, то буду грустить о том, что желания моих друзей не исполнились. Вот к этому и приводят раздумья, да? Подумав, начнешь понимать, что в любой сладости имеется и горечь?
Он грустно смотрит на Глинду.
– Но, может, это и не так. Наверное, вы лучше моего разбираетесь, ведь у вас есть мозги.
Сегодня. То, что должно начаться, начнется сегодня.
Каждый из заговорщиков Озарии носит с собой выверенные мною часы. Вот стрелки указывают нужное время, я покидаю бани, где все еще смотрят на Глинду со Страшилой, и сворачиваю в нужный коридор.
Столица – сущий лабиринт, выстроенный в один миг, как единое целое. Ничуть не похожа на деревушки в Стране Лесовиков, где каждый дом стоит отдельно от прочих. В столице стены разделены башнями, соединенными меж собой сводчатыми коридорами. Окна центральных башен выходят на площади, а окна окраинных открывают вид на простор страны Оз. Королевская башня возвышается над остальными, царственно взирает на все вокруг свысока.
Иду богато украшенными коридорами. Вокруг почти никого: большая часть жителей сидит по гостиным и баням, редкие прохожие спешат, торопятся, не отрывая глаз от хрустальных шаров в руках.
Однако на мне все равно дедов плащ. Для маскировки. Для пущей уверенности.
Чем ближе к королевскому сектору, тем богаче украшены коридоры. Своды сверкают золотом. В нишах – изящные статуи Озм (при новом режиме с них убрали таблички). Сотни проходов, вьющихся сквозь окраины города, сливаются в несколько главных артерий.
Сзади слышится звук трубы. За ним – гулкое эхо шагов. Не повезло. Королевские пажи решили провести конкурсантов именно этим коридором.
Вжимаюсь в стену. Мне лучше остаться незамеченным. Не хотелось бы задержаться.
И все же, должен признаться, я зачарован, заворожен шествием финалистов. Первым, лязгая на каждом шагу, выступает Железный Дровосек. За ним следует Страшила. Его набитые соломой пальцы сжимают руку девочки. И тот и другой выглядят, скорее, настороженными, чем обнадеженными. Возможно, опасаются новых преград, а может, гадают, не обман ли все это. Железный Дровосек крепче сжимает в руках топор, пальцы Страшилы стискивают руку девочки – оба оберегают ее, как только могут.
Дороти приплясывает от восторга, ахает при виде драгоценных камней и статуй, в ее глазах нет ни намека на испуг.
Трусливый Лев скользит следом за ними, припав брюхом к полу.
Как жаль. Как жаль, что их желаниям не суждено сбыться…
А чего пожелал бы я сам?
Что я ответил бы Глинде, подсядь она ко мне, расправив на коленях пышный подол платья?
Думаю, я бы сказал: желаю, чтобы у каждого была ювелирная
