Забралась Баба-яга в ступу, неуклюже на дно свалилась, схватила левой рукою пест, а правой – длинное соломенное помело. Слушаясь ее приказа, ступа со скрипом поднялась в воздух и вылетела за ворота. Едет Баба-яга, пестом погоняет, помелом след заметает. Оглянулась Василиса и видит: смотрит на нее из стойл пяток лошадей – одна другой краше. «Вот чудеса. Зачем же ездить в ступе, когда лошади есть?» – подумала девочка, да только плечами пожала.
Стоило бабке скрыться из виду, достала Василиса из кармана куколку, положила перед ней несколько хлебных крошек да ложечку молока.
– Вот, куколка, возьми – попей, покушай, да горе мое послушай.
Встрепенулась куколка, ожила и проворно расправилась с угощением. Тогда говорит ей Василиса:
– Нужно мне, куколка, за день двор да конюшню вычистить, избу вымести, очистить от чернушки четверть мерки зерна, да состряпать ужин. Посоветуй, куколка, что мне делать?
– Конечно же, ужин стряпать, остальное – моя забота.
Вскочила куколка на крыльцо, подняла руки к небу и уставилась на девочку нарисованными синими глазами.
– А вот что будет дальше, того тебе лучше не видеть. Много будешь знать – скоро состаришься.
Поклонилась ей Василиса и ушла в избу. И, стряпая бабушке ужин, даже не подумала выглянуть наружу и взглянуть на бурную деятельность куколки хоть одним глазком. Есть на свете такое, чего лучше не знать. Есть в мире мудрость, что не должна приходить слишком рано.
Пробираясь по лесу, ступа почти не причиняла кустам и деревьям вреда. Баба-яга знала лесные тропы да вдобавок заметала свой след помелом, чтобы никто не смог последовать за ней и без труда найти путь к черной избушке. Не всем – ох, не всем нравилось ее место в мироустройстве…
Она, Баба-яга – женщина, которой не сломить, не подчинить никому. Детей ей больше не рожать, перед желаниями мужчин больше не склоняться, она независима, свободна от всего мира и мирских требований. Мир, перестав дорожить ею, даровал ей свободу, неведомую ни девицам, ни матерям. Только такая старуха, как она, может жить сама по себе. Лечить людей, если сможет, а если нет – помогать им уйти в последний путь без лишних страданий и страха.
Лесным людям известно, как в случае надобности подать ей знак – зовом на помощь служит красная тряпица, привязанная к забору или к привратному столбу. Оставляют и приношения, чтоб не вручать старухе даров из рук в руки, рискуя подцепить старость, которую многие, похоже, полагают заразной. Для многих она – последняя надежда; ее слишком боятся, чтобы являться к ней по собственной воле, без крайней нужды, и зачастую с этим тянут слишком долго. А после скорбящие о покойных считают причиной их смерти вовсе не собственное бездействие, а злую волю старой карги, жадной до чужой жизни, питающей себя чужими живыми соками. Бессмертная, она для них чужда и непонятна, вот они и думают, что ее вечная жизнь вскормлена на их жизнях.
Когда же ей удается спасти чью-либо жизнь, страх не проходит. Людская благодарность становится странным загнанным зверем, попавшимся в капкан мелочных тревог – мыслей о том, будто (как это ни неразумно) цена ее помощи слишком высока. Раз за разом она твердит себе, что ей пора бы привыкнуть, приучиться к причиняемой всем этим душевной боли. Но вот – не выходит привыкнуть, и, похоже, не выйдет никогда. Вдобавок, страшно подумать, в кого она может превратиться, сделавшись бесчувственной. Боль хотя бы дает понять, что она все еще хоть немного, да человек – пусть не обычный смертный, но и не холодный, как камень. Порой это служит утешением.
Сегодня она спасла жизнь ребенка и помогла уйти в последний путь старухе – и все это в одном и том же доме. Девочка хворала горячкой, легко исцеляемой травяным отваром. Отвара, оставленного Бабой-ягой ее матери, хватит еще на два дня. А свекровь хозяйки тихо лежала в темном углу, ожидая, когда смежит веки в последний раз и погрузится в вечную тьму. Помогать ей Ягу не просили, словно старуха не стоила ни хлопот, ни приношений зловещей лесной бабе.
Присев на край узкого тюфячка, Баба-яга взмахом руки отогнала сунувшуюся следом за ней молодую хозяйку. Нос сам собой сморщился от затхлой вони старухина тела. Хворую не мыли давным-давно, а сегодня (а то и вчера) она, к тому же, обгадилась…
Баба-яга оглянулась, устремив взгляд на молодую хозяйку.
– Надеюсь, когда придет время, твоя дочь обойдется с тобой точно так же, – презрительно прошипела она. – Надеюсь, в твой смертный час она отплатит тебе той же монетой и отнесется к тебе с тем же почтением.
Молодка шарахнулась прочь и вжалась в дальнюю стену в надежде, что проклятие Яги каким-то образом стечет с кожи, не успев впитаться в поры.
Баба-яга взяла старуху за руку. В глазах ее, блеснувших во мраке комнаты, еще брезжили последние искорки жизни, и она с благодарностью – и в кои-то веки без боязни – улыбнулась зловещей бабе.
– Благословенна будь, Баба-яга. Сделай милость, помоги мне уйти.
Бессмертная баба кивнула, вынула из складок выцветшего платья фляжку и поднесла ее к губам старухи. Та жадно припала к горлышку. Глоток, другой – и голова старухи упала на изголовье, а с губ ее слетел последний вздох.
«А кто же поможет уйти мне? – подумалось Бабе-яге. – Кто сделает для меня то же самое?»
Конечно, она была бессмертна, но от этого отсутствие ответа не становилось хоть чуточку менее горьким.
Закрыв покойной глаза, Баба-яга поднялась и бросила последний взгляд на ее невестку.
– Похорони ее, как подобает. Ослушаешься меня – я о том проведаю.
Почти не слыша скрипа ступы, Баба-яга отправилась восвояси, да так глубоко задумалась, что забыла замести за собой след.
К вечеру того же дня воротился домой сын старухи. Провел он в отлучке, далеко в лесу, почти месяц, а когда уходил, мать была жива-здоровехонька. Простуда от летнего холодка настигла ее нежданно, а небрежение невестки усугубило хворь. Утрата потрясла хозяина до глубины души.
А жена его, страшась проклятия Бабы-яги и зная за собою вину, так и ищет, на кого бы свалить собственный грех. Как ей остановить карающую десницу мужа? Как отвести от себя мужнин гнев, коли дознается он, что к смерти матери приложила руку она?
– Это все – злодейка Баба-яга. Это Костяная Нога явилась и забрала ее.
Ни о болезни дочери, ни о том, что Баба-яга спасла девочке жизнь, она не сказала ни слова. Пусть уж лучше муж думает, что злая баба забрала жизнь его матери со зла, чтобы продлить свою собственную. Так муж ее и просидел ночь напролет с
