– Не оставляй меня, бабушка. Я тебя ни за что не брошу. Не будешь ты больше одна. Только не обращайся камнем. – Голос ее набрал силы. – Я люблю тебя, бабушка. Я тебя ни за что не брошу.
С этим обещанием на губах, клейким и сладким, как мед, она и уснула. И приснился ей тревожный сон: увидела Василиса во сне человека, идущего через лес по следу бабушкиной ступы – топор его остр, а сердце переполнено скорбью и злобой.
Разбудил Василису шум на дворе. Кинулась девочка к окну, глядь – черепа на привратных столбах стучат зубами, тревогу бьют. А из-за леса идет к воротам человек, и предвечернее солнце ярко блестит на лезвии его топора. Схватила девочка Шуру и побежала на кухню. Много ли у нее времени? Долго ли незваный гость будет бродить вокруг да около, приглядываясь, надежна ли защита избушки?
Насыпала девочка куколке хлебных крошек, плеснула в наперсток меду, и закричала:
– Вот, куколка моя, возьми – попей, покушай, да горе мое послушай! Идет к нам человек с блестящим острым топором! Страшно мне за всех нас!
Подхватила она Шуру и устремилась к окну, и обе ясно увидели его, остановившегося у самого забора в гневе и неуверенности.
– Черная всадница близко. Чувствую я, как дрожит земля под копытами ее вороного. Вели ей укрыть всех нас темнейшей из ночей, а я уж с человеком этим разделаюсь. Да смотри, не бойся ничего! – наказала дочери Шура.
Бросилась Василиса к дверям, выбежала на крыльцо, глядь – человек с топором уж в ворота вошел. Увидел он девочку и зашагал быстрее, готовый обратить гнев свой на всякого, кто под руку подвернется. Но тут услышала Василиса грохот копыт и закричала во весь голос:
– Черная всадница, черная всадница, приди мне на помощь! Укрой всех нас темнейшей из ночей!
На ту пору явились в воздухе три пары отрубленных рук, да как начнут незваного гостя трепать да вертеть! Миг – и все вокруг стало черным-черно – словно в самой глубокой пещере на свете. В этой кромешной тьме зазвучал, взвился к небесам голос Шуры, заклинающей человека с топором лишиться памяти, сбиться с пути и отправиться восвояси, навеки забыв дорогу к избушке, а после настала долгая-долгая тишина.
Ждет-пождет Василиса… Наконец потянулась она вперед, пошарила по земле, нащупала рядом куколку, подняла ее да на колени положила. Долго ли, коротко ли, а только сделалась тьма не такой густой, вспыхнул в избушке факел, вышла на крыльцо Баба-яга и осветила Василисе дорогу в дом.
Забрав у внучки Шуру, Баба-яга растерла по губам куколки каплю воды, насыпала перед ней крошек пирога и говорит негромко:
– Вот, куколка моя, возьми – попей, покушай, да радость мою послушай. Присмотрю я за твоей дочерью, Шура.
Заблестели глаза куколки, засияла улыбка на нарисованных губах.
– Спасибо тебе, матушка. Уж моя Василиса тебя не оставит.
И отвечает ей Баба-яга:
– А когда придет время, я ее отпущу. Как сейчас отпускаю тебя, доченька. Покойся с миром.
Анджела Слэттер
* * *Анджела Слэттер – автор удостоенных премии «Ауреалис» произведений «Девочка без рук и другие сказки» и «Фабрика Женщин (написано в соавторстве с Лизой Л. Ханнетт). Ее сборник «Закваска и другие истории» попал в список финалистов Всемирной премии фэнтези, а «Полночь, лунное сиянье» (также написанный в соавторстве с Ханнетт) – присутствовал в списке финалистов премии «Ауреалис». Кроме этого, на ее счету – «Чернокрылые ангелы» и «Биттервудская Библия и другие рассказы». Ее рассказы публиковались в таких изданиях, как «Фэнтези», «Найтмэр», «Лайтспид», в антологиях «Книга ужасов» и «Страхослов», а также в австралийских, британских и американских антологиях «Лучшее из…». Первой из австралийских писателей удостоенная Британской премии фэнтези, Анджела Слэттер имеет ученые степени магистра искусств и доктора наук в области литературного творчества. Ее первый роман под названием «Бодрствование» был выпущен издательством «Джо Флетчер Букс» в 2016 г., а в 2017-м было издано его продолжение, «Могильный свет».
Казалось бы, Элизабет Бир соединяет в своем рассказе несоединимое: волшебную сказку с намеком на «Русалочку» (или любой другой сюжет о нечеловеческом существе, стремящемся стать человеком), выбор трудного, но праведного пути в противовес неправедному, истинную красоту, скрывающуюся за безобразной наружностью… и, как ни противоречиво это прозвучит, историю любви в духе Лавкрафта.
Путеводный огонь
Хрюша Гилман хромал. На обеих ногах он носил опорные протезы. Блеск металла и черная моющаяся пенка безнадежно портили силуэт его магазинных готовых костюмов, и без того не блиставших изяществом линий. Ходил он на костылях с опорой на предплечье. Обычно я могла услышать их стук по плиткам пола гулких коридоров адвокатуры за добрую дюжину дверей до нашей.
По-настоящему Хрюша был Исааком, однако даже клиенты звали его Хрюшей. Он был просто фантастически некрасив: шишковатая лысая голова, поросшие клочковатой щетиной щеки в розовых пятнах, будто шкура зарезанной свиньи, крохотные рыбьи глазки за стеклами очков (такими толстыми, что хоть барбекю на них подавай), шелушащаяся от любого прикосновения солнечного луча или сухого пустынного ветра кожа…
Лучшего работника у нас не бывало ни до, ни после.
Я познакомилась с Хрюшей в 1994-м. Ему, как всем кандидатам на собеседовании, устроили экскурсию по офису, и Кристиан Влатик подвел его ко мне как раз в тот момент, когда я боролась с пятигаллоновой бутылью, пытаясь водрузить ее на кулер. Подавая мне руку, он болезненно скособочился, чтобы локтевой упор костыля не соскочил с предплечья, и, видя это, я вздрогнула. А когда ответила на рукопожатие, он покаянно склонил голову набок: судя по всему, к подобной реакции ему было не привыкать, хотя вряд ли многие вздрагивали по той же причине, что и я – из-за жарких голубых огоньков, пронизывавших его ауру, заставляя ее сверкать, как алмаз. Сама аура при этом была серо-зеленой, будто болотная вода или воронка торнадо. Таких я не видала еще ни у кого.
Должно быть, я слишком уж откровенно уставилась на него: приземистый коротышка на костылях опустил взгляд к моим туфелькам, а Крис кашлянул.
– Мария, – сказал он, – это Исаак Гилман.
– Просто Хрюша, – поправил его Хрюша.
Голос… о-ля-ля! Да, если внешней красотой он и был обделен, то красотой голоса – совсем наоборот. О, боже…
– Мария Дельпрадо. Вы – новый адвокат?
– Надеюсь, да, – ответил он с таким нажимом, с таким пафосом, что мы с Крисом дружно рассмеялись.
Рукопожатие его оказалось приятным – прохладным, сильным, упругим, совсем не подходящим к шелушащемуся, розовому, будто ошпаренному, лицу. Он тут же разжал пальцы, снова схватился за рукоять костыля, перенес вес на обе ноги и заморгал за стеклами очков, жутко искажавшими его лицо.
– Мария, – сказал он. – Мое любимое имя. Знаете, что оно значит?
– То же самое,
