12. За все это время – вот честное слово, ни разу за все это время, плевать, веришь ты мне или нет – у меня не бывало оргазма. Я всякий раз притворялась. Женщины это могут, ты знаешь. А на самом деле ты ни единого разочка не заставил меня кончить.
13. Может, я идиотка, но все это время я любила тебя.
14. Я переспала с одним парнем. Не то, чтобы нарочно – просто так получилось. С тобой бывало такое? Нет, я не извиняюсь и от тебя извинений не жду. Просто интересно.
15. У меня болят ноги, и все – из-за тебя.
16. Вот теперь точно: счастливо оставаться.
Как выяснилось, принцесса Шиповничек – вовсе не какая-нибудь безмозглая фифа, несмотря на дурацкое имя и розовый замок. Ее преданность искусству сна просто восхитительна. К этому времени путешествия уже успели утомить тебя и изрядно надоесть, и больше всего на свете тебе хотелось бы свернуться клубком на огромной пуховой перине и проспать сотню дней, а может, и сотню лет, но принцесса предлагает одолжить тебе свою карету, а когда ты объясняешь, что должна идти пешком, посылает с тобой отряд вооруженной стражи. Они провожают тебя через лес, просто-таки кишащий злыми разбойниками, голодными волками и странствующими принцами. Стражники вежливо делают вид, будто не замечают кровавого следа, тянущегося за тобой. Наверное, думают, это что-то женское.
Солнце заходит. Не успеваешь ты углубиться в лес – темный, страшный, полный жутких звуков – и на полмили, как из-за деревьев выскакивают разбойники. Минута – и твоя стража перебита, вся, до единого человека. Едва увидев тебя, их атаманша – седая, с мохнатыми вислыми бровями, с носом вроде лежалого соленого огурца – вопит от восторга.
– Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет? – кричит она, вытаскивая длинный нож из брюха убитого стражника с явным намерением перерезать тебе глотку.
Ты замираешь на месте, вежливо делая вид, будто не замечаешь луж крови вокруг тел мертвых стражников, заливших кровавые следы твоих ног. Вот нож у самого горла, но тут на спину старухе-атаманше прыгает, ухватив ее за косы, будто за узду, девчонка примерно твоих лет.
Между атаманшей и этой девчонкой, сдавившей коленями шею старухи, чувствуется явное фамильное сходство.
– Ты ее не убьешь, – говорит девчонка.
Ты понимаешь, что речь о тебе, что минуту назад ты едва не погибла, что путешествие куда опаснее, чем тебе представлялось. Список упреков, которые ты выскажешь Каю, если отыщешь его, пополняется еще одним пунктом.
Полузадушенная старуха-атаманша падает на колени, хватая ртом воздух.
– Она может стать моей сестренкой, – настаивает девчонка. – Ты обещала, что у меня будет сестренка, и я хочу эту. Кроме того, у нее все ноги изранены.
Атаманша роняет нож. Девчонка спрыгивает наземь и целует мать в щеку, поросшую редкой седой щетиной.
– Ладно, ладно, – ворчит старуха-атаманша.
Девчонка хватает тебя за руку и быстро тащит за собой, в лес, так что тебе приходится, спотыкаясь, бежать за ней бегом. Пальцы ее горячи.
Ты быстро перестаешь понимать, куда направляешься: карты под ногами больше нет. Тут бы испугаться, но вместо этого тебя охватывает странное воодушевление. Ноги больше не болят, и ты, хоть знать не знаешь, куда бежишь, впервые с тех пор, как вышла из дому, довольна собственной быстротой. Ты чуть ли не летишь, ноги несут тебя по темному ночному лесу, точно по ровной, гладкой поверхности озера, порхают в воздухе, как пара белых птиц.
– Куда мы идем? – спрашиваешь ты маленькую разбойницу.
– Уже пришли, – отвечает она и останавливается так внезапно, что ты едва не падаешь с ног.
Перед тобой поляна, над головой – полная луна. В ее свете маленькую разбойницу можно разглядеть получше. С виду – совсем как одна из тех скверных девчонок, что вечно торчат под фонарем возле магазина на углу и свистят Каю вслед. На ней черные кожимитовые башмаки, зашнурованные до самых бедер, черная футболка в рубчик и лиловые синтетические шорты с подтяжками в тон. Ногти, крашенные черным лаком, обгрызены до корней. Она ведет тебя к полуразвалившемуся каменному замку. Внутри замок черен от копоти – совсем как ее ногти. Пахнет прелой соломой и псиной.
– Ты принцесса? – спрашивает она. – Что ты делаешь в матушкином лесу? Не бойся. Я не позволю матушке тебя съесть.
Ты объясняешь ей, что не принцесса, рассказываешь о карте, что привела тебя в лес, о том, кого ищешь, и о том, что он сделал – а может, наоборот, чего не сделал – с тобой. Дослушав рассказ до конца, маленькая разбойница крепко, грубовато обнимает тебя за плечи.
– Вот бедняга! – говорит она, качая головой. – Но что за дурацкий способ путешествовать?
С этим она усаживает тебя на каменный пол и велит показать пятки. Ты объясняешь, что они неизменно заживают, что на самом деле пятки у тебя крепкие, однако она стягивает с ног кожимитовые башмаки и отдает тебе.
Пол замка усеян недвижными, неразличимыми в полумраке фигурами. Одна из них взрыкивает во сне, и ты догадываешься, что это собаки. Маленькая разбойница сидит среди четырех тонких столбиков. При звуке собачьего рыка столбики приходят в движение, и к полу склоняется голова, увенчанная ветвистыми рогами. Это северный олень на привязи.
– Давай, примерь-ка – подойдут ли, – говорит маленькая разбойница, вытаскивая нож и проводя им по каменному полу. Из-под стального острия летят искры. – А что ты будешь делать, когда найдешь его?
– Иногда такое чувство – просто башку бы ему оторвала, – отвечаешь ты.
Маленькая разбойница ухмыляется и постукивает рукоятью ножа по оленьей груди.
Башмаки чуточку велики, но все еще хранят тепло ее ног. Ты объясняешь, что должна идти босиком, не то не найдешь дороги.
– Ерунда! – грубо отвечает маленькая разбойница.
Ты спрашиваешь, не знает ли она лучшего способа отыскать Кая.
– Ну что ж, – говорит она, – если ты так и не передумала искать его, хотя он тебя явно не любит и вообще мизинца твоего не стоит, весь фокус в том, чтоб отыскать Снежную королеву. Это Бэй. Бэй, никчемная шелудивая тварь, ты знаешь, где живет Снежная королева?
Олень тихо, с тоской отвечает, что не знает этого, но не сомневается, что об этом знает его мать. Маленькая разбойница хлопает оленя по боку.
– Тогда отвезешь ее к своей матери, – говорит она. – Да смотри, не мешкай в дороге!
Она поворачивается к тебе и влажно чмокает тебя в губы.
– Башмаки оставь себе. Тебе они больше идут. И чтоб я даже не слышала,
