Волшебник наполнил водой чашу из чистейшего хрусталя и сказал:
– Назовите имя жениха, Ваше Величество.
Первым Виктория назвала Александра, Великого Князя Российского. Мерлин поднес сокола к чаше – такой прозрачной, что казалось, будто вода парит в воздухе. Шепнув птице имя великого князя, он взглянул на поверхность воды и увидел судьбу Александра – зиму и залитый кровью снег. И анархиста, что бросил бомбу, разнесшую царя в клочья.
Мерлин знал, что Виктория отнюдь не жестока сердцем. Если она увидит этот кусочек грядущего, ей будет очень трудно сохранить его втайне от будущего царя. Между тем, мировое равновесие лучше не тревожить: на устранение возможных последствий не хватит волшебных сил даже ему.
Поэтому он просто поднял взгляд на юную королеву и отрицательно покачал головой: этот не подойдет. Виктория попыталась заглянуть в чашу, но вода уже была чиста.
– Кого еще соизволит назвать Ваше Величество?
Виктория назвала имя, Мерлин передал его духу-посреднику, и на поверхности воды возникло слегка туповатое лицо принца Савойского. Мерлин вновь покачал головой, Виктория облегченно вздохнула, и они принялись перебирать европейских царственных особ одну за другой.
Мерлин знал, кого ищет Виктория, знал, за кого она на самом деле выйдет замуж. В то время, когда королева вызвала его вновь – в собственном будущем и его прошлом, – он видел это лицо на множестве портретов.
– Лорд Альфред Пагет, – сказала она, с улыбкой глядя на Мерлина.
То был самый блестящий из ее придворных. Королевский конюший из превосходной семьи, он не скрывал романтической любви к королеве. Виктория, в свою очередь, была весьма очарована Пагетом. Если она решит выйти замуж за того, кто не принадлежит к особам королевской крови, то остановит выбор на нем.
Но Мерлин-то знал, что ждет не этого имени. Как только в чаше возникло изображение, он едва не ухмыльнулся во весь рот и показал Виктории некогда ослепительного Пагета – толстого, самодовольного семидесятилетнего старика.
– О боже. Нет-нет, этот не подойдет! – в ужасе воскликнула королева.
Оба рассмеялись.
Эти поиски мужа были куда приятнее всего, что Мерлину доводилось делать, блюдя Бадонскую клятву. Видел он и принцессу-изменницу, погубленную в Париже слепящими огнями и своевольной быстрой машиной, и те отдаленные времена, когда король Британии был всего-навсего движущейся картинкой.
Наконец Виктория назвала имя и титул Альберта, принца Саксен-Кобург-Готского. Одного взгляда на лицо в чаше оказалось довольно. Этого-то имени и дожидался волшебник.
Альберт умрет задолго до смерти Виктории, и она будет горевать о нем всю оставшуюся жизнь. Возможно, ей не помешал бы муж, более крепкий здоровьем. Однако Виктории суждено было выйти за Альберта, а, значит, так тому и быть.
Изображение в чаше было весьма лестным. Мерлин показал его Виктории, выразил одобрение и поздравил ее.
Итак, дело было сделано, и Мерлин приготовился удалиться. Осознав это, Виктория опечалилась.
Любому, будь он хоть человек, хоть камбион, нравится, когда его находят привлекательным. Завоевать же сердце королевы – это еще приятнее. Но Мерлин низко поклонился Ее Величеству и пожелал ей величайшего счастья в браке.
Когда он двинулся прочь, Виктория вновь увидела черепаху, в чьем теле жила душа Архимеда, и солнечные блики на волнах за окнами дворца, и прекрасную дочь повелителя глубин, и постаралась запомнить все до мелочей. Сможет ли когда-нибудь и ее королевство похвастать подобной красотой?
Составляя письмо принцу Альберту Саксен-Кобург-Готскому, она думала только о Мерлине.
3– Проправив двадцать пять лет, Ее Величество совсем забросила свои обязанности.
– Я слышал, она не снимает траура с самого дня смерти бедного принца Альберта…
– Правление государством без явления монарха народу немыслимо.
– …и ведет разговоры с деревьями у Виндзорского замка, совсем как ее рехнувшийся дед…
– Но никто из придворных, никто из правительства, а уж тем более никто из членов семьи не смеет сказать ей об этом.
– …да еще и, как говорят, раскланивается с ними.
Даже в монаршем одиночестве Виктория слышала весь тот вздор, что говорили люди. Знала о слухах, будто, прогуливаясь по холмам вокруг Букингемского дворца и Виндзорского замка, по берегу реки Ди у замка Балморал, по саду Осборн-хаус на острове Уайт, она беседует с покойным мужем.
Что ж, тут слухи не врали, порой так оно и было. Смерть мужа, с которым Виктория прожила двадцать лет, означала утрату единственного человека во всей Британии, который мог говорить с ней, как равный. Потому-то она и беседовала с ним до сих пор, но муж больше не отвечал. Без него Виктория чувствовала себя безмерно одинокой.
Однажды в Осборн-хаус, на закате прохладного дня, она подошла к окну, подставила лицо морскому ветру и вспомнила о Мерлине.
Сказать по правде, по-итальянски изящный, окруженный фонтанами и морем, Осборн-хаус был попыткой воплотить в жизнь те мимолетные видения, дворец Дочери Морского Царя. Этой королевской династии Виктория завидовала, как ни одной другой.
В годы замужества она порой вспоминала последнюю встречу с красавцем-волшебником и неизменно чувствовала себя виноватой. Казалось, этим она едва ли не изменяет мужу. Однако во вдовстве Мерлин вспоминался ей куда чаще.
В тот вечер в Осборне Виктория приказала оставить ее в ее личных апартаментах совершенно одну. Некоторое время она спорила с самою собой, считать ли наступившие времена опасными для короны, или же, как сказал дядя, «днем штиля, когда в парусах ни ветерка».
Наконец Виктория остановилась на том, что в данный момент хватает и того и другого. Вынув из тайника запаянный в стекло пергамент, она прочла призыв вслух и тут же увидела толпу полуголых людей в каких-то дикарских одеждах, собравшуюся перед огромной движущейся картиной. Картина изображала что-то вроде кареты (только без лошадей), несущейся по гладкой темной дороге.
Ей, повелительнице прогрессивной нации, показывали и зоотропы, и волшебные фонари. Но эта картина была куда больше похожа на реальную жизнь – разве что «карета» двигалась слишком быстро. Королевский поезд Виктории всегда шел экспрессом, его машины позволяли развивать скорость до целых пятидесяти миль в час, но с этой каретой его смешно было бы и сравнивать.
Человек, сидевший внутри, казался странно знакомым, словно некий дальний родственник.
– В водительском кресле каждый – король! – с улыбкой сказал он.
Откуда же королеве было знать, что ей довелось мельком взглянуть на своего далекого преемника?
В год 2159 от рождества Христова на всех экранах в кабинетах короля Генриха Десятого без остановки, снова и снова, демонстрировалось то, что он называл «моим Азенкуром». Величайший триумф его правления заключался в том, что он был избран рекламным лицом компании «Чанъань-Форд-Хонда», крупнейшего автопромышленного гиганта в мире.
Увидев, что люди, смотревшие на картину, замерли без движения, Виктория устремила взгляд на человека, бегущего прямо к ней.
Этот носил длинные темные волосы, но был совершенно лишен бороды. Ростом он был высок, но вовсе не так высок, как Мерлин из ее воспоминаний. Выглядел он
