– Алексей Николаевич, а не страшно было тогда, в Харькове, все же нарком – и прямо почти у фашистов в лапах?
– Нет, я об этом не думал, переживал за оборудование. Но и увозить оборудование – не самое страшное, вот броситься с гранатой под танк – какое мужество надо иметь! Вот они, истинные герои страны.
На глазах моего собеседника выступили слезы. Было видно, как он переживал за тех, кто сражался на фронте.
– Говорят, Вы Москву спасли?
– Да Вы что? Это неправда. Столицу спасли наши защитники и маршал Жуков. А я просто вывозил предприятия, руководителей ЦК, наркоматы, театры, библиотеки, всякие архивы, послов. Все это было не так важно, как остановить танки, которые рвались к городу. Единственное, когда я оказался в трудном положении, это с четырнадцатого по восемнадцатого октября сорок первого. Сталин подписал постановление об эвакуации Москвы, документ был секретным, но где-то информация просочилась, и в столице случилась страшная паника. В городе не осталось практически никого из руководителей, не работали электростанции, насосные станции, почти все предприятия, не ходил общественный транспорт, закрыты были все магазины, даже милиции и той не оказалось в эти дни на месте. Город погрузился в темноту и анархию. Жители не понимали, что происходит и что творится на улицах. А через день всех охватила страшная паника, и почти два с половиной миллиона москвичей стали массово покидать столицу. Огромные толпы людей заполонила все улицы и единственную свободную дорогу на Владимир. В панике москвичи теряли рассудок и превращались в неуправляемую толпу. Собрав самых надежных сотрудников, занимался наведением порядка. Мародеры большими группами грабили магазины, набивая мешки хлебом, крупами, банками с тушенкой. Тащили кофе, чай, сахар, конфеты, колбасы. Они как обезумившие, грабили все, что плохо лежит. Где-то милиция пыталась остановить толпу, но разъяренные люди с воплями: «Все равно врагу достанется», – избивали представителей органов внутренних дел, срывая на них всю свою злобу и страх перед будущим. Четыре дня город был в руках мародеров, и полной анархии. Пришлось применить силу и только после этого благодаря жестким мерам удалось восстановить порядок. Для меня это был страшным откровением, что в нашей стране могло такое случиться, да еще и в Москве. Обидно и страшно смотреть на этих людей, в то время как солдаты гибли, защищая столицу. Наведя порядок, вывезли более, тысячи предприятий на восток и очень скоро наладили производство в тылу. А седьмого ноября подошли войска из Сибири. Они маршировали по Красной площади и оттуда направились прямо в бой. Месяц спустя враг был отброшен от Москвы ценой страшных потерь и беспредельного мужества защитников Родины. Да, – тяжело вдохнув, продолжал мой собеседник, – сколько героев проявляется в самые трудные минуты, и в то же время, сколько трусов прячется за их спинами. Но для себя тихо заметил: чем ближе к власти, тем часто бывает и меньше совести.
– Алексей Николаевич, а как Вы оцениваете Жукова?
– Жукова? Это очень сильная личность, единственный, кто мог сказать Сталину «нет». Он был мужественный генерал, решительный и твердый. Москву от поражения спас Георгий Константинович. Это была палочка-выручалочка. Туда, где было труднее всего, и казалось, что поражение неминуемо, бросали именно его. Жуков был краток. Тоже обладал прекрасным математическим умом, ни один самый хваленный немецкий фельдмаршал не смог обыграть Георгия Константиновича. Логика Жукова ломала все немецкие планы и рушила все их оборонительные рубежи. В этом была сила нашего прославленного маршала.
– А говорят, что Вы спали Ленинград от голодной смерти?
– Нет, что Вы! Это заслуга не моя. В декабре сорок первого года меня отправили в блокадный Ленинград, что там творилось, представить было страшно. Голод и холод косил людей. Я ходил по улицам блокадного города и видел все своими глазами. Люди шли по заснеженным тротуарам и падали от истощения в сугробы прямо на глазах у других, и помочь им было невозможно. Истощение приобретало необратимый характер. При виде этого, волосы ставали дыбом, а сердце кровью обливалось. Город был окружен со всех сторон, и единственное, что можно было сделать, обеспечить поставку хлеба и топлива. В Ленинграде было много военных заводов, часть предприятий удалось вывезти, но в городе оставалось более двух миллионов жителей. Я предложил организовать Дорогу жизни через Ладогу прямо по льду. Но сколько нужно было иметь мужества, что бы провести машину по льду под страшной бомбежкой фашистов. Второй путь был через заброшенную узкоколейку, но это заслуга партизан, которые в тылу врага нашли лазейку для помощи осажденному городу. Многие мои родные и друзья умерли в блокаду. Чем я мог им помочь? Ничем.
Слезы вновь выступили у него на глазах. Алесей Николаевич тяжело вдохнул, глотая ком горечи, который стоял у него в горле.
– А ведь столько напрасных жертв можно было избежать! Самым тяжелым для меня стало то, что я не мог изменить решения людей, наделенных властью, но лишенных сердца, обычного человеческого сердца.
Мой собеседник замолчал. Боль бушевала в его душе. Я это чувствовал. Да, как ему тяжело пришлось в войну с таким добрым сердцем и острой чувствительностью! Понимал, что все ужасные муки народа передавалась ему, принося страшные мучения и страдания. Я решил сменить тему.
Глава семнадцатая. Сто лет одиночества
– Извините, а какую книгу вы читаете?
Алексей Николаевич очнулся.
– Книгу? А, да, книгу. Это Гарсия Маркес – «Сто лет одиночества». Интересный роман. Очень нестандартное произведение, с глубоким подтекстом. Там был один герой – полковник Аурелиано Буэндиа, – он всю жизнь посвятил революции, поднимал множество мятежей. Его заслуги высоко оценила и даже хотели присвоить ему звание генерала. Но со временем он задался вопросом, а зачем нужна вся эта гражданская война, сколько
