— Мистер Масгроув, умоляю, спасите меня от этих людей! Мне всего семнадцать. Я никак не связан с сегодняшними преступлениями, это все мой командир. Он был маньяком и теперь уже мертв.
— О каких преступлениях вы говорите?
— Мы поджигали деревни и пытали людей.
— Какие деревни?
— Вниз по долине, ведущей от Понтиприта.
— А, эти. Это хорошо, то лишь безбожники тетуба. Ваш отряд избавил нас от хлопот.
— Почему? Что вообще происходит?
— Великий и страшный день Господа, молодой человек, День гнева, когда кроткие восстанут и поразят тех, кто творил зло; когда злодеи, чьи имена не вписаны в Книгу жизни агнца, обратятся к горам и камням: падите на нас и сокройте нас, но помощь не придет. И будут трупы их пищею птицам небесным, а гады ползучие угнездятся там, где они прежде жили.
Он повернулся к пленившим меня воинам и что-то им сказал. Туземцы связали мне руки за спиной и бросили в низкую хижину с земляным полом и деревянной решеткой вместо двери. Я лежал в грязи лицом вниз. Снаружи доносился шум пирушки, завывания под аккомпанемент барабанов, и я понемногу распознал гимн «Какого друга мы нашли в Иисусе», который до тошноты наслушался год назад во Фритауне.
Ладно, чтобы там ни происходило, это наверняка коснется и меня. Сегодня ночью или завтра? Мистер Масгроув и христианские хоровые пения, похоже, не отучили этих людей от племенных войн, а возможно, даже разожгли к ним аппетит. Какая может быть надежда на то, что они убедили прекратить охотиться за головами? Уставший и опустошенный от ужаса, я надеялся только на то, что моя смерть будет быстрой, чтобы поскорее с этим покончить.
Где-то через час решетка сдвинулась и ко мне зашел мистер Масгроув. Он принес кое-какую еду — дымящиеся клубни таро в тарелке из высушенной тыквы и жареное мясо. Он покормил меня, поскольку мои руки оставались связаны за спиной, и пока я не откусил мясо и не проглотил его, я ничего не подозревал. Однако это была не свинина, и на говядину не похоже, так что я как можно незаметнее выплюнул остаток, потому что единственная хрупкая надежда на мое спасение заключалась в этом человеке, он ведь все-таки европеец, хотя и совершенно безумен.
— Что со мной сделают, мистер Масгроув?
В мерцающем свете он уставился на меня странными полоумными глазами.
— Ну, полагаю, в конце концов прикончат, пробьют голову, как и всем остальным. Так они обычно поступают. Вождь племени уакере — могущественный человек в глазах Бога, он любит, когда я читаю ему Ветхий Завет, особенно книгу Иисуса Навина и строки про колена Израилевы и хананеев. Пленных он обычно не берет.
— Мистер Масгроув, вы говорите, что эти люди убивают пленников. Но ведь вы обратили их в христианство?
— О да, так и есть, юноша, так и есть. Дух Господа воздал им сполна и сделал самым могучим племенем в его глазах, несущим ужас всем тем, кто не возлюбил Его.
Внезапно мне в голову пришла жуткая мысль.
— Мистер Масгроув, а эти воины сегодня не встречали группу моряков с моего корабля?
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Что? Конечно, встречали. Я думал, вы знаете. Язычники тетуба сражались с ними около полудня и получили сполна, словно древние мидяне, и тогда воинство Божие обрушилось на тех и на других и поразило их мечом своим. По большей части ваши люди сбежали на побережье, как мне кажется, но кое-кого последователи Агнца взяли живьём. Вот, подождите-ка…
Он поднялся и вышел. Вернувшись, он принес что-то, завернутое в грубую ткань.
— Одного из них я знаю, может быть вы опознаете второго...
Он достал две отрубленные головы. Одна из них принадлежала графу Ойгену Фештетичу фон Центкатолне, даже после смерти он сохранил гримасу аристократического презрения, как будто устал и считал слишком вульгарным что-то говорить по поводу своей смерти от рук племени охотников за головами. Другая, с безучастным взглядом и распахнутым в вечном немом крике ртом, принадлежала нашему геологу, доктору Пюрклеру.
— Их привели сюда живыми. Это значит, что...
— Да, они сказали, что высокий был слегка жестковат, зато другой почти идеален.
— Но как же так, мистер Масгроув, ваши последователи едят людей?
— О да, конечно, едят. Разве не написано в Книге Чисел «Он пожирает народы, враждебные ему» и еще раз в двадцать первом псалме «Бог поглотил их в своей ярости»? — Он взял кусочек жареного мяса и задумчиво пожевал. — Да, этот и правда вкуснее.
Я не успел ответить, потому что блевал в углу. Любопытно, подумал я позже, ведь я нашел одного капитана мертвым возле бразильского борделя, а теперь съел жареный кусочек его преемника. Оба случая не предусматривались даже австро-венгерским Уставом.
Мистер Масгроув вышел, и я некоторое время лежал, а снаружи мерцали отблески костра и продолжалось шумное пение гимнов. Я знал, что скоро за мной придут. Интересно, думал я, за последние годы так много каннибалов обращены миссионерами в христианство, а мне «повезло» столкнуться с единственным случаем обращения миссионера каннибалами.
Через некоторое время решетка снова скользнула в сторону и кто-то вошел в хижину. Это был черный полуголый человек с пышной шевелюрой. Что ж, дежурный мясник пришел убить меня и подготовить для жарки. Я произнес про себя покаянную молитву и крепко зажмурился, и тут его рука схватила меня за плечо и развернула. Я надеялся только, что он знает свое дело и выполнит его аккуратно.
— Масса Оттокар, слышать меня?
Я открыл глаза и увидел лицо Юнион Джека. Он прижал палец к губам.
— Масса Оттокар, идти со мной, не шуметь, не болтать много.
Он чиркнул ножом по веревке на моих запястьях и принялся разбирать хлипкую заднюю стену хижины. Через пять минут мы улизнули в темноту.
Для человека, совершенно незнакомого с географией Новой Силезии, Юнион Джек оказался удивительно хорошим проводником.
