– Сеоакти и остальные уважали тебя, – продолжал Келлхус. – В качестве Маллахета ты заслужил славу, и она распространилась далеко за границы Киана. Ты сияешь в Третьем Зрении. Но втайне они считали, что ты проклят Единым Богом – ведь Вода избегала тебя. Без глаз твоя способность видеть грядущее весьма сузилась. Долгие годы ты вел безуспешную войну против обстоятельств. Твой интеллект изумлял и давал тебе доступ в самые высокие советы, но как только люди уходили из-под влияния твоего присутствия, они начинали шептать: «Он слаб». Затем, лет двенадцать назад, ты обнаружил первых шпионов-оборотней Консульта – вероятно, по голосам. Кишаурим забеспокоились, несомненно. Хотя никто ничего не знал об этих тварях, обвинили во всем Багряных Шпилей. Кишаурим считали, что лишь самая сильная магическая школа способна так нарушить правила – проникнуть в их ряды. Но ты – дунианин, и, хотя наши братья не посвящены в таинства, в понимании земного нам нет равных. Ты догадался, что оборотни не колдовского происхождения, что они лишь механизмы из плоти. Но ты не мог убедить в этом остальных. Кишаурим хотели внушить Багряным Шпилям, что те вступили на опасную тропу и последствия не заставят себя ждать. Поэтому они убили великого магистра Багряных и начали войну, сейчас подходящую к развязке…
Келлхус случайно задел ногой что-то на полу. Что-то пустое и волокнистое. Череп?
– Но ты, – не останавливаясь, продолжил он, – захватил оборотней и долгие годы пытал, пока не сломил их сопротивление. Ты узнал о Голготтерате, о стенах, воздвигнутых вокруг остова древнего Ковчега, упавшего из пустоты в те дни, когда Эарвой правили нелюди. Узнал об инхороях и их великой войне против давно ушедших нелюдских королей. Узнал, как последние из этой злобной расы, Ауранг и Ауракс, совратили сердце их нелюдского захватчика Мекеретрига, а тот, в свою очередь, соблазнил Шеонанру, великого магистра Мангаэкки. Ты узнал, как эта нечестивая клика прорвала чары вокруг Голготтерата и присвоила его ужасы. Ты узнал о Консульте…
– Ты произносишь слова… – послышался из-за спины голос Моэнгхуса. – «Нечестивый», «совратил», «извращенный»… Зачем ты так говоришь? Ведь ты понимаешь, что это лишь способы контроля.
– Конечно, ты узнал о Консульте, – продолжал Келлхус, пропустив замечание мимо ушей. – Как и большинство жителей Трех Морей, ты считал его давно мертвым. Вот основа заблуждений Завета. Но в том, что ты выпытал у пленников, было слишком много логики и слишком много подробностей, чтобы счесть это выдумкой. Чем глубже ты вникал, тем тревожнее становились сведения. Ты прочел «Саги» и усомнился, найдя их слишком фантастичными. Уничтожение мира? Ни одно зло не может быть столь огромным. Ни одна душа не может быть столь безумной. И что это даст в итоге? Кто станет прыгать в пропасть? Но шпионы-оборотни все разъяснили. Из их визга и воя ты узнал, зачем нужен Апокалипсис. Ты понял, что границы между нашим миром и Той Стороной не являются твердыми, что, если очистить мир от достаточного количества душ, его можно будет запечатать и закрыть. От богов. От рая и ада. От воздаяния. И что важнее всего, от проклятия. Консульт, как ты понял, хотел спасти свои души. И если верить твоим пленникам, он приблизился к завершению тысячелетних трудов.
Во тьме Келлхус изучал отца с помощью других чувств: по запаху обнаженной кожи, по движению воздуха, по шороху босых ног.
– Ко Второму Апокалипсису, – сказал отец.
– Ты один знал их тайну. Ты один умел определять их шпионов.
– Их надо остановить, – ответил Моэнгхус. – Уничтожить.
– И ты стал размышлять обо всем, что выдали оборотни, на долгие годы погрузившись в вероятностный транс.
С самого начала, с момента спуска в пустоши Куниюрии Келлхус думал об этом человеке – о том, кто вел его сейчас по коридорам тьмы. Схема за схемой, вероятность за вероятностью. Разветвление бесчисленных альтернатив, возникающих и исчезающих с каждой пройденной милей, с каждым озарением и предчувствием.
«Я здесь, отец. В доме, который ты приготовил для меня».
– И ты начал, – сказал Келлхус, – обдумывать то, что должно было стать Тысячекратной Мыслью.
– Да, – кивнул Моэнгхус.
Едва он сказал это, как Келлхус ощутил изменения – в акустике, в запахах, даже в температуре воздуха. Черный как смоль коридор вывел их в какой-то зал. Там были разные существа, еще живые и уже мертвые. Множество существ.
– Мы пришли, – сказал отец.
Под сводами облаков рыцари Се Тидонна мчались по мертвым полям и вытоптанным садам. Над окутанным дымом Шайме плескались на ветру знамена: нангаэльские Три Черных Щита, Белый Олень Нумайнейри, Красные Мечи Плайдеола и прочие древние знаки северных народов. Под черно-золотым Кругораспятием несся перед ними Готьелк, граф Ангасанорский, и земля гремела под копытами его коня.
Расстояние сокращалось. Все больше фаним выходили на обрывистые берега Йешимали и присоединялись к рядам язычников. В айнрити полетели стрелы. Пока отдельные, случайные: они либо отскакивали от огромных плетеных щитов, либо застревали в толстом войлоке. Несколько лошадей с диким ржанием упали, наездники покатились по земле, но остальные огибали их и мчались вперед. Шпоры подгоняли коней. Копья нацелились на врага. Длиннобородые воины призывали Гильгаоала.
Язычники начали атаку сначала беспорядочно, словно горсти семян посыпались с дерева, а затем организованно. Будто сдвинулся горизонт, темный и пестрый. Тидонцы заметили треугольный стяг Кинганьехои, прославленного Тигра Эумарны.
Люди Бивня сжали зубы и пригнулись, сжимая копья. Весь мир дрожал от нетерпения.
– Шайме! – вскричал седовласый граф, выскакивая вперед.
И все ответили ему как один:
– Шайме! Шайме! Шайме!
Голоса утонули в треске дерева, ржании лошадей и звоне мечей. Раздавались предсмертные крики. Гауслас, сын графа Керджуллы, пал первым из высокородных. Ему снес голову сам Кинганьехои в сверкающем серебряном шлеме. Воины завыли от горя, но не остановились, как и тидонцы. Эти железные люди сокрушали щиты, ломали сабли своими длинными зазубренными мечами, разбивали головы пронзительно ржущим коням.
Затем, как по волшебству, они замерли перед черно-синими водами. Речной берег был захвачен.
Вельмож Эумарны перебили или разогнали, но передышки айнрити не получили. Словно разъяренные осы, фаним собрались у флангов Священного воинства и позади него, охватили Людей Бивня огромной дугой и стали осыпать их стрелами. Раненые падали под копыта. Плацдармы у мостов были отбиты, и айнритийские командиры срывали голос, призывая солдат удержать мосты. Вокруг кипела сеча. Но фаним уже спускали деревянные плоты, которые мастодонты притащили от ворот Тантанах, и всадники грузились на первый из них. Все больше и больше стрел летело в айнрити.
Граф Готьелк посмотрел на белые стены города и увидел, что король-регент Чинджоза и его айноны пребывают в полном смятении. Многие еще толпились на парапетах. Выругавшись, Готьелк приказал трубить отступление. Они потеряли Йешималь.
Келлхус произнес колдовское слово, и появилась точка света, озарившая низкие своды. По меркам айнрити, этот зал
