Прежде чем приступим к дальнейшим историческим подробностям, упомянем вкратце о способе процедуры, принятом гнусным трибуналом инквизиции.
Донос, словесный или письменный и все равно из какого нечистого источника ни происходил бы, составлял исходную точку. Каждый год в третье воскресенье поста Эдикт о доносах читался в церквах, повелевая каждому под опасением большого отлучения от церкви открыть в шесть дней святому трибуналу, как теперь называлась инквизиция, дела противные чистоте веры, которые могли дойти до их сведения. Самые ничтожные поступки подвергали людей обвинению в ереси; накрыть чистой скатертью стол в субботу – жидовский шабаш – отзывалось иудейством; надеть чистое белье в пятницу, магометанское воскресенье, обнаруживало магометанство. Мнения Лютера, составление гороскопов, еда с жидами, обед или ужин с друзьями накануне путешествия, как это делают жиды, – это и сотня других вещей, равно невинных, могли привести на костер!
По составлении лживого обвинительного акта, основанного на показании гнусного или мстительного доносчика, алгвазилы святой Германдады, или святого братства, накидывались на предназначенную жертву. Имущество ее брали под секвестр, и когти священного трибунала редко выпускали свою добычу. Осужденного отвозили в особенную тюрьму, называемую Каза-Санта, обыкновенно подземную, где криков пленников нельзя было слышать, – мрачную и отвратительную келью, которую он должен был разделить с другими пленными, когда у священного трибунала было много жертв, без всяких приличных или необходимых удобств, наполненную ядовитыми испарениями и с вонючей соломой вместо постели; это становилось его жилищем, куда никто не имел доступа, кроме тюремщиков. Иногда ему давали умирать с голоду или держали несколько лет в этой тюрьме, и никто не смел поднять голоса в его защиту. Люди исчезали, родственники и друзья только предполагали и осторожно перешептывались о своих подозрениях, что они томились или, может быть, умерли в темницах инквизиции. Карлейл где-то сказал: «В Англии двадцать восемь миллионов жителей, по большей части дураков»; но не применяется ли это в гораздо большей степени к народу, который мог несколько столетий подчиняться такому тиранству, как подчинялись испанцы и другие народы? Когда пленника наконец приводили к судьям, его вынуждали сознаться в преступлении; но ему не сообщали обвинения, сделанного против него, и если он не знал, в чем признаваться, или если его признание не согласовалось с тайным доносом на него, его отводили в комнату пытки, чтобы исторгнуть признание, которое было им нужно. Так как инквизиторы были глубоко религиозные люди (!), сообразовавшие свое поведение с учением Христа, которое запрещает пролитие крови, то они имели адскую замысловатость так приспособить орудия пытки, чтобы избегнуть этого результата и вместе с тем причинять самые жестокие страдания, какие только может вынести человеческое тело, не погасив жизненной искры. Правда, что пытка маятником – которая, наверно, была применяема, так как орудие было открыто в 1820 г. в тюрьме инквизиции в Севилье, – доказала, что это правило нарушалось; но, по-видимому, современные инквизиторы были не так добросовестны, как древние.
ПыткиТри способа пытки больше всего в употреблении. Первая была пытка веревкой. Руки пленника завязывались за спиной одним концом длинной веревки, которая проходила по блоку, прикрепленному к своду комнаты; потом пленника поднимали с земли на значительную высоту на веревке, которая, вывернув его руки назад и над головой, производила вывих плечевых суставов; тогда веревку вдруг ослабляли, так что он падал на фут от земли, отчего его руки почти отрывались и все тело подвергалось страшному сотрясению. В некоторых случаях спина жертвы во время подъема поднималась к валу, в который были воткнуты острые гвозди, разумеется страшно раздиравшие мясо. Другой способ применения пытки с веревкой состоял в том, что жертву клали на деревянное ложе и обвязывали руки и ноги в разных местах тонкой бечевкой, которая посредством винтов могла натягиваться так туго, что врезалась в тело. Если, несмотря на эти пытки, пленник оставался тверд и не признавался, обыкновенно в вышеприведенном положении его подвергали пытке водой. Рот его и ноздри покрывались тонким полотном; один из сатанинского племени доминиканских монахов сидел возле него и через воронку наливал воду на полотно, сквозь которое вода скоро проходила в рот несчастного, лежавшего в страшной агонии и претерпевавшего все мучения медленного удушения, между тем как его лоб покрывался холодным потом смерти, а из глаз и ноздрей выступала кровь; все время сатана возле него увещевал его признаться «из любви к Тому, Кто умер на кресте». Третий способ пытки был огнем. Жертву клали наземь, подошвы ног натирались маслом или салом или каким-нибудь другим легко воспламеняющимся веществом, а потом подносили к ним огонь; можно себе представить, какие страшные мучения причиняло несчастному пленнику горение жирного вещества на подошвах. Когда вследствие этого пленник объявлял себя готовым признаться, между его ногами и огнем ставили ширмы; когда их отнимали, если признание не было удовлетворительно, то мучение было ужаснее прежнего. Злодеи, по приказанию инквизитора производившие все эти страшные операции на своих ближних, были в длинных черных одеждах с капюшонами, покрывавшими их головы, с отверстиями для рта, ноздрей и глаз.
Еще дьявольская выдумка инквизиторов состояла в том, что, уверяя, будто пытка могла быть применена только раз, они объявляли, что она приостановлена, когда оказывалось, что при продолжении ее жертва могла умереть в их руках и таким образом лишить их дальнейшего удовлетворения жажды к жестокости. Пытка начата, но не кончена, и несчастный мог, таким образом, быть подвергаем пытке так часто, как они хотели, потому что пытка только продолжалась. Инквизиторы первые подвергли женщин пытке; ни слабость, ни скромность пола не имели на них влияния. Доминиканские монахи секли голых женщин в коридорах здания инквизиции за малейшее нарушение дисциплины, прежде изнасиловав их! Даже после такого продолжительного времени кровь кипит от негодования при мысли об этих ужасах.
Осуждение и казнь заключенныхОдин из двух тысяч обвиненных, может быть, избавлялся от осуждения на смерть или пожизненное заключение. Самые счастливые – те, которые усмирялись, – должны были являться с обнаженной головой,