Поделив между собой всю территорию от Алтая до Рейна, племена угров расселились среди местного покоренного населения как княжеские и царские роды. Подобный раздел был в обычае у древних кочевых народов.
Но затем многие угры погибли в боях с воинственными славянами, пришедшими на Итиль и Днепр с Дуная и Балкан. Эти славяне получили хорошую военную закалку в боях с войсками Рима и Византии. Сюда же, на Верхний Итиль и в Прикамье, пришли свирепые в боях лютичи и ратари, ушедшие с берегов Эльбы от жестокого владычества германцев.
В конечном итоге изрядно ослабевшие угры стали данниками хазар, пополнив их войско своими отрядами. Хазарский каганат был гигантским государством, занимавшим все Северное Причерноморье, большую часть Крыма, Приазовье, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье и Хвалынское Заволжье.
В результате многочисленных военных сражений Хазария[47] превратилась в одну из могущественнейших держав. Во власти хазар оказались важнейшие торговые пути: «Великий путь по Итилю», путь «из варяг в греки», а также Великий шелковый путь из Азии в Европу. Хазарам удалось остановить арабское нашествие на Восточную Европу и несколько столетий сдерживать рвавшихся на запад кочевников.
Огромная дань, собираемая с многочисленных покоренных народов, обеспечивала процветание и благополучие Хазарии, которая представляла собой смесь тюрков и угров, ведших полукочевой образ жизни. Зимой хазары проживали в городах, в теплое же время года кочевали и обрабатывали землю, а также устраивали регулярные набеги на соседей. И конечно же, воинственные угры никак не могли остаться в стороне от соблазнительной возможности поправить свои дела за счет тех же русов…
Отряд угров возглавлял Алмуш, ом[48] одного из племен угров. Он проснулся вместе с кашеварами и теперь сидел на цветастой кошме – своем походном «троне» – и медленно потягивал пенистый молочный напиток, который бодрил и добавлял сил.
Несмотря на тихую прелесть утренней поры, Алмуш ощущал внутренне беспокойство. Внешне он отличался от своих подданных, которые были невысокими, темноволосыми, с несколько раскосыми черными глазами. Ом был рослым, его волосы, заплетенные в две косицы, были русыми, а большие глаза – зелеными. Похоже, в его жилах текла кровь славян.
Дозорный страж угров, который забрался на самое высокое дерево, был зорким и имел отменный слух, но даже он не заметил, как участок степи, который отделял рощу от лесного массива, пришел в движение. Оно было настолько незаметным, что казалось, это всего лишь колышется высокая трава под дуновением легкого ветерка, который начал усиливаться по мере того, как сияющий малиновым золотом солнечный диск торжественно всплывал над горизонтом.
Рощицу окружали русы. Это был небольшой отряд воспитанников Волчилы, который возглавлял Фаст. Недавние отроки превратились в отменно подготовленных юных воинов, которым нужно было выдержать первое испытание. Отряд отправился на поиск приключений третьего дня, и лишь сегодня зоркий, как та хищная птица, от которой он получил свое имя, Сокол заметил дымок костра над рощей.
В том, что там ночевали враги, никто из русов практически не сомневался. Русы редко появлялись в Дикой степи, разве что шли походом на Византию или на хазар. Дело в том, что у русов практически не было конницы, за исключением гридей-фаревников[49], телохранителей хакана. Но в таком случае напасть на крупный отряд русов никто бы не рискнул. Да и ночное охранение у русов было куда как надежней вражеского. Обычно «молодь» (или «младшая дружина») перекрывала все возможные пути для нападения на походный войсковой лагерь. Да так, что даже мышь не могла проскочить незамеченной.
– Возьмем на меч? – с воодушевлением спросил Фаст юных воев, собравшихся в кружок на лесной опушке.
Он мог бы и приказать – в походе глава отряда имел право требовать беспрекословного подчинения, но что-то его сдерживало. И, конечно же, сомнение первым высказал Сокол.
– Как бы нам, пойдя за шерстью, не вернуться стрижеными, – негромко молвил он себе под нос.
Но его слова услышали все. Ведь после Фаста полянин обладал наибольшим авторитетом среди юношей. Он превосходил сына хакана во всем, даже в мечевом бое. Что однажды и доказал.
Волчило долго не разрешал им схватиться в тренировочном поединке. Но такое состояние было противоестественным, потому что Сокол и сын хакана демонстрировали отменное владение холодным оружием и считались лучшими среди набравшихся опыта отроков, постепенно превращавшихся в хорошо обученных воинов. И наконец долгожданный день наступил.
На этот раз наставник приказал юнцам облачиться в учебные брони, которые были гораздо тяжелее и надежнее боевых. Ведь драться им нужно было всерьез; поединок считался своего рода экзаменом. И выяснением отношений – кто из двоих лучший. Это понимали все, в том числе и многострадальный Волчило, который не без оснований опасался исхода схватки.
Сокол как-то незаметно подрос и уже не выглядел мальцом по сравнению с Фастом. Да и силушки у него изрядно прибавилось. В кулачном бою ему мало находилось равных; за исключением Добрана с его железными кулачищами. И рубился он знатно; но мало кто знал, что сражается Сокол вполсилы и не использует все те приемы мечевого боя, которые подсмотрел у руса, наставника Яролада, сына кнеза Доброгаста.
Этот достойный муж и впрямь был одним из лучших мечников среди русов. Долгое время он служил манглабитом – личным телохранителем византийского кесаря, где перенял многие уловки мечевого боя, так как среди наемных воинов Византии можно было встретить и франков, и варягов, и инглинов, и печенегов, и хазар, не говоря уже о знатных воинах-славянах. И все они были лучшими среди своих племен; других капризные изнеженные ромеи не приглашали.
Когда Сокол и Фаст схлестнулись в центре песчаного круга на берегу Днепра, раздался такой грохот, словно где-то рядом молотили цепами рожь на твердом току не менее трех десятков земледельцев. Фаст старался своей махайрой прорубить щит Сокола, чтобы потом обрушиться со всей своей мощью на доспехи противника.
Они хоть и были очень надежными, но хитрый сын хакана знал, что сыромятные ремешки, соединявшие железные пластинки панциря, уже изрядно поистерлись, и несколько хороших ударов позволят ему добраться до открытых участков тела Сокола.
Поначалу казалось, что его замысел удается. В скором времени щит Сокола превратился в кучу щепок, которые едва держались благодаря кожаной обтяжке, скрепленной заклепками. И тут произошло неожиданное: полянин вдруг отбросил в сторону то, что осталось от щита, и встал перед Фастом в какой-то необычной стойке, держа меч за рукоять обеими руками.
Сын хакана несколько опешил, даже приостановился на миг, но горячая кровь, которая по-прежнему бурлила в его жилах, снова ударила ему в голову, и он яростно набросился на «беззащитного» (как ему показалось) соперника. Мечи выкресали сноп искры, зазвенели, а затем раздался треск… и великолепный клинок старинной махайры был разрублен
