— Наш! Смотри — вон там! — бросил он.
Динни увидела на другой стороне круга лошадь под розово-коричневым жокеем, которого обходил шоколадно-зелёный. Обошёл, обошёл! Они выиграли!
Толпа пришла в замешательство и умолкла, а они стояли и улыбались друг другу. Этот выигрыш — знамение!
— Я получу твои деньги, разыщем машину и домой.
Уилфрид настоял, чтобы Динни взяла себе все деньги, и она присоединила их к своему сокровищу. Лишняя гарантия на тот случай, если ему вздумается избавить её от себя!
На обратном пути они снова заехали в Ричмонд-парк и долго сидели среди молодых папоротников, слушая кукушек и чувствуя себя бесконечно счастливыми в успокоительно шепчущей тишине солнечного дня.
Они пообедали в одном из ресторанов Кенсингтона, и Уилфрид в конце концов расстался с ней на углу Маунт-стрит.
Ночью Динни не тревожили ни сны, ни сомнения, и к завтраку она вышла с ясными глазами и лёгким загаром на щеках. Её дядя читал "Дейли фейз". Он отложил газету и сказал:
— Пробеги её, Динни, когда выпьешь кофе. В ней есть кое-что, заставляющее усомниться в том, что редакторы — тоже люди и наши братья. И кое-что, не оставляющее сомнений в том, что издатели к последним не относятся.
Динни прочла письмо Компсона Грайса, напечатанное под шапкой:
ОТСТУПНИЧЕСТВО МИСТЕРА ДЕЗЕРТА.
НАШ ВЫЗОВ ПРИНЯТ.
ПРИЗНАНИЕ.
Под заголовком были помещены две строфы из поэмы сэра Альфреда
Лайела «Богословие перед казнью».Для чего? Ни за славу я жизнь отдаю, Я и жил и погибну безвестно;Не за право на место в небесном раю, Торговаться с всевышним невместно.Но, блюдя англичанина имя и честь,Предпочту умереть, чем позор перенесть.Я сегодня усну меж несчётных костейТех, о ком все давно позабыли,Кто служил безымянно отчизне своей,Кто лежит в безымянной могилеИ о ком не расскажет надгробный гранит,Как солдат и в мучениях верность хранит.Розоватый загар на лице Динни сменился багровым румянцем.— Да, — печально вымолвил сэр Лоренс, наблюдая на нею, — дело сделано, как сказал бы старый Форсайт. Тем не менее я вчера разговаривал с одним человеком, и он считает, что в наше время больше нет неизгладимых пятен. Сжульничал в карты? Украл ожерелье? Поезжай за границу года на два, — и все забудется. А сексуальные аномалии, с его точки зрения, давно уже в порядке вещей. Так что мы можем ещё утешаться!
— Меня возмущает лишь одно: теперь каждый червяк будет вправе болтать всё, что ему заблагорассудится.
Сэр Лоренс кивнул:
— Чем крупнее червяк, тем больше он убеждён в своих правах. Но бес покоиться надо не о червях, а о тех, кто "блюдёт англичанина имя и честь". Такие ещё попадаются.
— Дядя, каким способом Уилфрид может публично доказать, что он не трус?
— Он хорошо воевал.
— Кто же помнит о войне!
— Может быть, бросить бомбу в его автомобиль на Пикадилли? — печально усмехнулся сэр Лоренс. — Пусть небрежно взглянет на неё и закурит сигарету. Умнее ничего придумать не могу.
— Вчера я видела мистера Масхема.
— Значит, была на дерби? Баронет вытащил из кармана крошечную сигару:
— Джек убеждён, что ты — жертва.
— Ох, ну что бы людям оставить нас в покое!
— Очаровательных нимф не оставляют в покое. Джек ведь женоненавистник.
Динни безнадёжно рассмеялась.
— Смешно, наверно, смотреть на чужие переживания.
Она встала и подошла к окну. Ей казалось, весь мир вокруг неё лает, как собаки на загнанную в угол кошку, и, однако, Маунт-стрит была совершенно пустынной, если не считать фургона, развозившего молоко.
XXII
Когда скачки задерживали Джека Масхема в Лондоне, он ночевал в Бэртон-клубе. Он прочёл в "Дейли фейз" отчёт о дерби и лениво перевернул страницу. Остальные отделы "этой газетёнки" обычно мало интересовали его. Её стиль был несовместим с его приверженностью к внешним формам, новости, печатаемые в ней, претили его вкусу, а политические убеждения раздражали тем, что слишком напоминали его собственные. Тем не менее у него всё же хватило внимания заметить шапку: "Отступничество мистера Дезерта". Прочтя половину набранной под ней колонки, Джек Масхем отшвырнул газету и сказал себе: "Парня придётся осадить!"
Упиваясь своей трусостью, Дезерт добьётся того, что и эту милую девушку сделает парией! Он настолько непорядочен, что осмеливается появляться с ней на людях в тот самый день, когда публично признал свою трусость в такой же грязной, как он сам, газете!
В век, когда терпимость и всепрощение стали чуть ли не повальной болезнью, Джек Масхем не стеснялся следовать своим антипатиям и выражать их. Он невзлюбил молодого Дезерта с первого же взгляда. У парня даже фамилия и та ему под стать. И подумать только, что эта милая девушка, которая безо всякой подготовки делает такие меткие замечания о скаковых лошадях, испортит себе жизнь из-за хвастуна и трусливого мальчишки! Нет, это уж чересчур! Если бы не Лоренс, давно пора бы принять меры. Внезапно Масхем мысленно запнулся. Как!.. Человек публично признается в своём позоре. Старая уловка — вырвать жало у критики, выдать необходимость за доблесть. Похваляться дезертирством! Петушок не стал бы драться, будь у него другой выход!.. Но тут Масхем опять запнулся. Конечно, не дело посторонних вмешиваться. Но если открыто и явно не осудить поведение этого типа, вся история будет выглядеть так, словно она никого не касается.
"Чёрт побери! — воскликнул он про себя. — Пусть хоть клуб возвыситг голос и выскажет своё мнение. Нам в «Бэртоне» не нужны крысы!"
В тот же вечер Джек Масхем поставил вопрос на заседании правления и чуть не ужаснулся, увидев апатию, с какой тот был встречен. Из семи присутствовавших, — председательствовал Уилфрид Бентуорт, Помещик, — четверо считали, что все это, во-первых, дело личной совести молодого Дезерта, а во-вторых, смахивает на газетную утку. С тех пор как Лайел написал свою поэму, времена изменились! Один из четырёх вообще заявил, что не желает связываться: он не читал "Барса", не знает Дезерта и терпеть не может "Дейли фейз".
— Я тоже, — согласился Джек Масхем. — Но вот поэма.
Он утром послал лакея купить её и читал целый час после завтрака.
— Позволите прочесть вам отрывок?
— Бога ради, Джек, не надо! Пятый член, который до сих пор хранил молчание, высказался в том смысле, что, если Масхем настаивает, придётся всем прочесть эту вещь.
— Да, настаиваю.
Помещик, не проронивший покамест ни слова, объявил:
— Секретарь достанет нужные экземпляры и разошлёт членам правления. Следует послать им, кроме того, по номеру сегодняшней "Дейли фейз". Правление обсудит вопрос на будущей неделе в пятницу. Так как же, покупаем кларет?
И они перешли к рассмотрению текущих дел.
Давно замечено, что, когда газета откапывает факт, который даёт ей возможность выступить в роли поборницы добродетели и ударить в литавры собственной политики, она эксплуатирует этот факт в пределах, допускаемых законом о клевете, и не считается с чувствами отдельных личностей. Застрахованная от неприятностей письмом Компсона
