Обсуждение вопроса о предании остракизму одного из сочленов, естественно, должно было привлечь на заседание большинство остальных; поэтому на правление явились лица, которые никогда на нём не бывали.
Джек Масхем поставил на обсуждение следующую формулировку:
"На основании 23-го параграфа устава предложить достопочтенному Уилфриду Дезерту отказаться от членства в Бэртон-клубе ввиду поведения, не подобающего члену такового".
Он открыл заседание следующими словами:
— Каждый из вас получил по экземпляру поэмы Дезерта «Барс» и по номеру "Дейли фейз" за прошлую неделю. Дело не вызывает сомнений. Дезерт публично признался, что отрёкся от своей религии под пистолетом, и я заявляю, что он не вправе оставаться членом нашего клуба. Последний был основан в честь великого путешественника, который не отступил бы даже перед силами ада. Нам не нужны люди, презирающие английские традиции и открыто хвастающиеся этим.
Наступило краткое молчание, после чего пятый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, возразил:
— А поэма всё-таки чертовски хороша! Известный королевский адвокат, который когда-то совершил поездку в Турцию, прибавил:
— Не следует ли пригласить его на заседание?
— Зачем? — спросил Джек Масхем. — Он не скажет больше, чем сказано в поэме и письме его издателя.
Четвёртый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, объявил:
— Я не собираюсь обращать внимание на "Дейли фейз".
— Не наша вина, что он выбрал именно эту газетёнку, — отпарировал Джек Масхем.
— Вмешиваться в вопросы совести — всегда противно, — продолжал четвёртый член правления. — Многие ли из нас решатся утверждать, что не поступили бы так же на его месте?
Послышался звук, напоминающий шарканье ног, и сморщенный знаток раннецейлокской цивилизации прохрипел:
— По-моему, Дезерт заслуживает нагоняя не за отступничество, а за шум, поднятый им вокруг этого. Приличия ради он обязан был молчать, а не рекламировать свою книгу! Она выходит уже третьим изданием, её все читают. Делать из подобной истории деньги — это переходит всякие границы.
— Вряд ли он думал о деньгах, — возразил четвёртый член. — Спрос на книгу — следствие сенсации.
— Он мог изъять книгу из продажи.
— Смотря какой договор. Кроме того, такое решение могло быть истолковано, как бегство от бури, которую он сам же поднял. По существу, открыто во всём признаться — очень порядочно с его стороны.
— Театральный жест! — бросил королевский адвокат.
— Будь это военный клуб, там не стали бы миндальничать, — заявил Джек Масхем.
Один из присутствующих, автор книги "Второе открытие Мексики", сухо отпарировал:
— Наш клуб не военный.
— Не знаю, можно ли мерить поэтов той же меркой, что и обычных людей, — задумчиво произнёс пятый член.
— В вопросах житейских — безусловно, — ответил знаток цейлонской цивилизации.
Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:
— Ах, эта "Д-дейли ф-фейз"!
— Об этой истории говорит весь Лондон, — заметил королевский адвокат.
— Мои дети смеются над ней, — вмешался человек, до сих пор молчавший. — Они заявляют: "Кому какое дело до его поступка!" — рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.
— Именно так! — поддержал его Джек Масхем. — Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?
— Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? — осведомился пятый член.
— Я. Но знакомство шапочное, — отозвался Джек Масхем.
Больше никто в знакомстве не сознался.
Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:
— Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.
— Почему вас это беспокоит? — спросил четвёртый член.
— Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.
Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:
— Верно!
— Я не привык осуждать человека, не выслушав его, — заметил королевский адвокат.
— Ваше мнение, Бентуорт? — осведомился у председателя четвёртый член.
Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:
— Хочет ещё кто-нибудь высказаться?
— Да, — откликнулся автор "Второго открытия Мексики". — Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.
— Нельзя, — проворчал Джек Масхем. — В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.
Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.
Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.
— Ну, что же решим? — спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.
Помещик выколотил трубку и сказал:
— Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.
— Слушайте! Слушайте! — возгласил королевский адвокат.
— Верно! — поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.
— Согласен! — одобрил знаток Цейлона.
— Кто против? — осведомился Помещик.
— Считаю нецелесообразным, — бросил Джек Масхем. — Он струсил и сознался в этом.
Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:
— Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.
Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice[110], три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.
После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флёр, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флёр и поныне помнила, как он не пошёл на компромисс восемь лет назад, когда просил её стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в "Бэртоне", она сказала только:
— А на что ещё он
