— Я прожил с ним четырнадцать лет, мисс. Такое даром не проходит.
Он сказал, что не вернётся.
— Куда он уехал?
— В Сиам.
— Дальняя дорога! — улыбнулась Динни. — Главное — чтобы он снова был счастлив.
— Вот именно, мисс. Может, вам интересно послушать, как кормить собаку? В девять утра давайте ей галету, между шестью и семью вечера — овсяную похлёбку с кусочком говядины или баранины. Больше ничего не надо… Фош — хороший, спокойный пёс. Дома ведёт себя как настоящий джентльмен. Если захотите, он может спать у вас в комнате.
— Вы остаётесь на прежнем месте, Стэк?
— Да, мисс. Квартира-то ведь их светлости. Я всегда говорил вам, мисс, что мистер Дезерт — человек стремительный, но в этот раз он, по-моему, долго думал. Не было ему в Англии счастья.
— Я тоже уверена, что он всё хорошо обдумал. Могу я быть чем-нибудь вам полезна, Стэк?
Слуга покачал головой, глаза его остановились на лице девушки, и она поняла, что он хочет, но не решается высказать ей своё сочувствие.
Девушка встала:
— Я, пожалуй, пойду прогуляюсь с Фошем. Пусть привыкает ко мне.
— Правильно, мисс. Я всегда держу его на поводке, спускаю только в парках. Если понадобится что-нибудь спросить насчёт него, номер телефона у вас есть.
Динни протянула руку:
— Ну, до свиданья, Стэк. Желаю вам всего наилучшего.
— Того же и вам, мисс.
В глазах слуги светилось нечто большее, чем понятливость; рукопожатие его было судорожно крепким. Пока он не ушёл и дверь не закрылась, Динни продолжала улыбаться; затем опустилась на кушетку и закрыла глаза руками. Собака, проводившая Стэка до дверей, поскулила и вернулась к девушке. Та открыла глаза, взяла лежавшую у неё на коленях записку Уилфрида и порвала её.
— Ну, Фош, что будем делать? Пойдём погуляем? — предложила Динни.
Хвост завилял. Собака опять тихонько заскулила.
— Тогда пошли, милый.
Динни чувствовала, что держится она твёрдо, но какая-то пружинка внутри лопнула. Ведя собаку на поводке, она направилась к вокзалу Виктория и остановилась возле памятника. Здесь все по-старому, только листва вокруг него стала гуще. Человек и лошадь — далёкие, отрешённые, сдержанные! Искусно сделано! Девушка долго стояла перед группой, подняв вверх исхудалое, осунувшееся лицо с сухими глазами, а пёс терпеливо сидел рядом с ней.
Потом Динни вздрогнула, повернулась и быстро повела его к парку. Погуляла там немного, отправилась на Маунт-стрит и осведомилась, дома ли сэр Лоренс. Он сидел у себя в кабинете.
— Какая симпатичная собака, дорогая! Твоя? — спросил он.
— Да. Дядя Лоренс, можно вас попросить об одной вещи?
— Разумеется.
— Уилфрид уехал. С утренним поездом. Он не вернётся. Будьте так, добры, предупредите моих, и Майкла, и тётю Эм, и Эдриена, что я не желаю больше разговоров об этом.
Сэр Лоренс наклонил голову, взял руку племянницы и поднёс к губам.
— Я хотел тебе кое-что показать, Динни.
Баронет взял со стола небольшую статуэтку Вольтера:
— Я купил её по случаю позавчера. До, чего восхитительный старый циник! Француз в роли циника куда приятней всех остальных. Почему — загадка, хотя и ясно, что цинизм терпим лишь в комбинации с изяществом и остроумием. Без них он просто невоспитанность. Циник англичанин — это человек, который всем недоволен. Циник немец — нечто вроде вепря. Циник скандинав — чума. Американец циником не бывает, — он слишком суетлив. У русского чересчур непостоянный для циника склад ума. По-моему, подлинный циник возможен, помимо Франции, также в Австрии и в Северном Китае. Видимо, тут всё зависит от географической широты.
Динни улыбнулась:
— Кланяйтесь, пожалуйста, тёте Эм. Я сегодня еду домой.
— Благослови тебя бог, дорогая. Приезжай сюда или в Липпингхолл, когда захочешь; мы любим, когда ты у нас, — ответил сэр Лоренс и поцеловал племянницу в лоб.
Когда она ушла, он сначала позвонил по телефону, потом разыскал жену:
— Эм, только что заходила бедняжка Динни. Она похожа на улыбающийся призрак. Всё кончено. Дезерт уехал сегодня утром. Она не желает больше об этом говорить. Запомнила, Эм?
Леди Монт, которая ставила цветы в китайский кувшин, выронила их и обернулась:
— О боже мой! Поцелуй меня, Лоренс.
С минуту они постояли обнявшись. Бедная Эм! Сердце у неё мягкое, как масло! Леди Монт, уткнувшись в плечо мужа, сказала:
— У тебя воротник весь в волосах. Вечно ты причёсываешься после того, как наденешь пиджак! Повернись, я сниму.
Сэр Лоренс повернулся.
— Я позвонил Майклу, Эдриену и в Кондафорд. Запомни, Эм, всё должно выглядеть так, как будто ничего не было!
— Конечно, запомню. Зачем она приходила?
Сэр Лоренс пожал плечами.
— У неё новая собака — чёрный спаниель.
— Спаниели очень преданные, но быстро жиреют. Да! Что тебе ответили по телефону?
— Только "О!", «Понимаю» и "Разумеется".
— Лоренс, мне хочется плакать. Возвращайся поскорее и поведи меня куда-нибудь.
Сэр Лоренс потрепал жену по плечу и быстро вышел. Он тоже был в несколько необычном состоянии. Возвратись в кабинет, он сел и задумался. Бегство Дезерта — единственное реальное решение вопроса. Он понимал Уилфрида яснее и глубже, чем все остальные, кого затронули события. Видимо, в этом парне действительно есть крупица чистого золота, которую он, повинуясь своей натуре, изо всех сил пытается скрыть. Но связать с ним жизнь?.. Ни за что на свете! Он трус? Конечно, нет. Эта история совсем не так проста, как предполагают Джек Масхем и настоящие саибы, наивно считающие, что белое не есть чёрное и наоборот. О нет! Молодой Дезерт попал в переплёт при исключительных обстоятельствах. Учитывая его строптивость, бунтарство, гуманизм, неверие в бога и дружбу с арабами, сравнивать его с любым другим англичанином, который мог бы оказаться на его месте, — это всё равно что сравнивать сыр с мелом. Но как бы то ни было, связывать с ним жизнь нельзя. Бедняжка Динни дёшево отделалась. Какие шутки играет с людьми судьба! Почему выбор Динни пал именно на Дезерта? Чем объяснить его? Только любовью. А любовь не подчиняется законам — даже законам здравого смысла. Какая-то часть души Динни потянулась к такой же, родственной ей части его души, пренебрегая всем, что в той было ей чуждого и не считаясь с внешними препятствиями. Может быть, Динни уже никогда не представится возможность ещё раз "угодить в самую точку", как сказал бы Джек Масхем. Но, ей-богу, брак даже в наши дни не минутная забава, а дело целой жизни. Он требует всего счастья, всей заботы, которую два человека могут дать друг другу. А что мог бы дать Дезерт? Немного, у него беспокойный характер, он в разладе с самим собой и к тому же поэт. Кроме того, он горд — горд той внутренней самоуничижающей гордостью, от которой мужчине никогда не отделаться. Незаконная связь, одно из тех неустойчивых содружеств, на какие отваживаются современные
