— Зря. Клер — это не то что вы. Она — человек нового века с его порядком или беспорядком, — как хотите. Вот потому я и говорю, что она совершает ошибку. Ей было бы легче жить, оставаясь с Джерри, пусть даже формально. Не представляю себе Клер в нужде.
— Деньги её не привлекают, — холодно вставила Динни.
— Ах, вздор! Только деньги дают возможность делать то, что хочется. А это не может не привлекать Клер.
Динни, знавшая, что Флёр права, произнесла ещё холоднее:
— Не стоит тратить время на объяснения.
— Дорогая, тут и объяснять нечего. Он чем-то её оскорбил, — это на него похоже. Но из этого ещё не следует, что нужно устраивать историю. Вы же видели сегодня картину Ренуара — мужчина и дама в ложе. Великолепная вещь! Каждый из них живёт особой жизнью, и всё-таки они вместе. Почему бы Клер не пойти на это?
— А вы бы пошли?
Безупречные плечи Флёр чуть заметно дрогнули:
— Но вы же знаете, какой Майкл милый. Кроме того, у меня дети.
И плечи Флёр опять слегка дрогнули.
Динни оттаяла.
— Вы обманщица, Флёр. Вы не делаете того, что проповедуете.
— Дорогая, у меня же исключительный случай.
— Он у каждого исключительный.
— Ладно, не будем спорить. Майкл говорит, что ваш новый депутат Дорнфорд пришёлся ему по душе. Теперь они трудятся вместе над планом трёх "К". Дело замечательное, да и взялись они за него с нужного конца.
— Мы в Кондафорде тоже занялись свиньями. Дядя Лоренс предпринимает что-нибудь на этот счёт в Липпингхолле?
— Нет. Он придумал самый план и считает, что своё сделал. Ну, ничего, придёт время, Майкл ещё заставит его потрудиться. Послушали бы вы, как об этом плане рассуждает Эм! Умора! Нравится вам Дорнфорд?
Динни, с которой второй раз за утро заговаривали о Дорнфорде, посмотрела родственнице прямо в лицо:
— По-моему, он настоящее совершенство.
Флёр неожиданно взяла её под руку:
— Динни, дорогая, я хочу, чтобы вы за него вышли. Конечно, за совершенство не выходят, но ведь и его можно ввести в грех.
Теперь в свою очередь дрогнули плечи Динни, и она устремила взгляд в пространство.
XVIII
Третьего февраля день выдался на редкость тёплый и до того напоминавший весну, чти кровь в жилах людей потекла быстрее, пробуждая в них тягу к приключениям.
Поэтому Тони Крум рано утром дал телеграмму Клер, а в полдень уже выехал из Беблок-хайт на старом автомобиле Стейплтона — своём новом приобретении. Конечно, он мечтал не о такой машине, но даже из этой при желании можно было выжать миль пятьдесят в час. Он перебрался через реку по ближайшему мосту, проскочил Эбингдон и поехал через Бенсон на Хенли. Там он остановился, наскоро проглотил сандвич, заправил бак и с минуту постоял на мосту, глядя на залитую солнцем обнажённую реку, медленно катившуюся меж нагих рощ. Оттуда он поехал уже сообразуясь с часами, так как к двум должен был поспеть на Мелтон-Мьюз.
Клер только что вернулась и была ещё не готова. Тони уселся в нижней комнате, обставленной теперь тремя стульями, оригинальным старинным столиком, который удалось купить по дешёвке, — кризис задел и антикваров, и резным аметистового цвета кувшином с терновой настойкой. Крум прождал без малого полчаса, прежде чем по винтовой лесенке спустилась Клер в светло-коричневом твиде и шляпке; через руку у неё было перекинуто кожаное пальто на меху.
— Вот и я, дорогой мой. Простите, что заставила ждать. Куда поедем?
— Я подумал, не захочется ли вам взглянуть на Беблок-хайт. На обратном пути завернём в Оксфорд, выпьем чаю, посмотрим колледжи и будем здесь часам к одиннадцати. Идёт?
— Отлично. А где вы переночуете?
— Я? Да просто вернусь обратно. Поспею домой ещё до часа ночи.
— Бедный Тони! Нелёгкий же у вас день!
— Ну что вы! Всего двести пятьдесят миль. Пальто вам ни к чему: на наше несчастье, машина закрытая.
Они выехали через западный конец переулка, чуть не сбили мотоциклиста, и помчались по направлению к парку.
— Тони, а ведь у машины лёгкий ход!
— Да, она славная старушка, только у меня такое чувство, что она того и гляди рассыплется. Стейплтон безжалостно гонял её. И потом — я не люблю светлых машин.
Клер откинулась на спинку сиденья; судя по улыбке, не сходившей с её губ, она была довольна.
Их первая долгая экскурсия почти не сопровождалась разговорами. Оба ещё не избавились от юношеской любви к быстрой езде, и там, где позволяло движение, Крум старался выжать из машины всё, что та могла дать. Меньше чем за два часа они уже добрались до последней переправы через реку.
— Вон гостиница, где я живу, — показал рукой Тони. — Не выпить ли нам чаю?
— Это было бы неосторожно, мой дорогой. Нет, я взгляну на конюшни и загоны, а потом поедем куда-нибудь, где вас не знают.
— Сперва я вам обязательно покажу реку.
За прибрежными ивами и тополями посверкивали светлые воды реки, чуть позолоченной закатом. Молодые люди вышли из машины, чтобы полюбоваться видом.
Серёжки орешника уже набухли. Клер обломила ветку:
— Весна-обманка. Настоящей ещё ждать и ждать.
С реки потянуло холодком; на противоположном берегу над лугами пополз туман.
— Здесь только перевоз, Тони? Моста нет?
— Нет. По той стороне дорога идёт прямо на Оксфорд — миль пять, не больше. Я несколько раз ходил туда пешком. Красивые места.
— А как чудесно здесь будет, когда зацветут рощи и луга! Ну, едем. Покажите мне, где загоны, и в Оксфорд.
Они вернулись к машине.
— Зайдёте в конюшни?
— Клер покачала головой:
— Подожду, пока привезут маток. Одно дело, когда вы привозите меня осматривать пустые стойла, другое — когда я приезжаю взглянуть на кобыл. Они в самом деле из Неджда?
— Масхем божится, что да. Но я сперва погляжу, что за конюхи с ними приедут, а уж потом поверю.
— Какой масти?
— Две гнедых, одна караковая.
Загоны, — их было три, — полого спускались к реке и были защищены от ветра вытянутой в длину рощицей.
— Сток здесь идеальный, место солнечное. Конюшни вон там, сразу за краем рощи. В них ещё многое нужно доделывать; сейчас мы монтируем там отопление.
— Как здесь тихо!
— На дороге — практически никакого движения, разве что мотоцикл проедет. Вот как, например, этот.
Мимо с фырканьем пролетел мотоцикл, затормозил, развернулся и, фыркая, помчался назад.
— Мотоцикл — ужасно горластая скотина! — проворчал Крум. — Впрочем, пока матки сюда доберутся, они уже попривыкнут к грохоту.
— Бедняжки! Их ждёт резкая перемена.
— У них у всех в кличках золото: Золотая пыль, Золотая гурия, Золотая лань.
— Вот уж не думала, что Джек Масхем поэт!
— Только в том, что касается лошадей.
— Здесь действительно сказочная тишина, Тони!
— Шестой час. Рабочие уходят из моего коттеджа. Они его перестраивают.
— Сколько там будет комнат?
— Четыре: спальня, гостиная, кухня, ванная. Но можно пристроить и ещё.
Тони впился в Клер глазами,
