— Мы обязаны это предотвратить.
— Неужели вы думаете, что я допущу…
— Оставим споры, Тони. На сегодня хватит. До чего здесь неуютно, верно? У дантиста и то не так голо: на стенах гравюры, на столе старые журналы; и потом, туда можно приходить с собакой.
— А курить здесь разрешается?
— Несомненно.
— Вот сигареты, только у меня дешёвка.
Динни взяла сигарету, и с минуту они помолчали, глубоко затягиваясь дымом.
— Как все мерзко! — внезапно вырвалось у Тони. — А ведь этому субъекту придётся приехать на суд, правда? Он, наверно, никогда не любил Клер всерьёз.
— Нет, любил. "Souvent homme varie, bien folte est qui sгy fie"[10].
— Ну, пусть он лучше со мной не встречается! — мрачно бросил Крум. Он снова отошёл к окну и уставился на улицу. Динни сидела и думала о той отвратительной, как собачья травля, сцене, когда встреча двух мужчин всетаки состоялась и повлекла за собой такие печальные последствия для неё, Динни.
Вошла Клер. Её обычно бледные щёки багровели румянцем.
— Тони, ваш черёд.
Крум отошёл от окна, заглянул ей в лицо и направился в кабинет адвоката. Динни стало глубоко жаль его.
— Уф! — перевела дух Клер. — Уйдём поскорей отсюда.
На улице она прибавила:
— Жалею, Динни, что мы с ним не любовники. Даже это было бы лучше, чем наше дурацкое положение, когда нам всё равно никто не верит.
— Мы верим.
— Да, ты и отец. Но ни этот тип с табакеркой, ни остальные нам не поверят. Впрочем, я решила пройти через все. Я не брошу Тони в беде и, насколько смогу, ни на шаг не отступлю перед Джерри.
— Давай выпьем чаю, — предложила Динни. — В Сити, наверно, тоже пьют где-нибудь чай.
Вскоре на одной из людных улиц они обнаружили ресторанчик.
— Итак, "очень молодой" Роджер тебе не понравился? — спросила
Динни, усаживаясь за круглым столик.
— Да нет, он вполне приличный и, по-моему, даже славный. Видимо, юристы просто не умеют верить людям. Но помни, Динни, ничто не изменит моего решения — рассказывать о своей семейной жизни я не стану. Не желаю, и конец.
— Я понимаю Форсайта. Ты вступаешь в бой, заранее проиграв его.
— Я не позволю адвокатам касаться этой стороны вопроса. Мы им платим, и пусть они делают то, что нам угодно. Кстати, я прямо отсюда поеду в Темпль, а может, и в палату.
— Прости, что я ещё раз вернулась ко всему этому, но как ты намерена вести себя с Тони Крумом до суда?
— Так же, как до сих пор, исключая ночь в автомобиле. Впрочем, я и сейчас не понимаю, какая разница между днём и ночью, машиной или любым другим местом!
— Юристы, видимо, исходят из представления о человеческой натуре вообще, — сказала Динни и откинулась на спинку стула. Сколько вокруг девушек и молодых людей, торопливо поглощающих чай, булочки, сдобу, какао! Взрывы болтовни сменяются тишиной; в спёртом воздухе между столиками снуют проворные официанты. Что же такое человеческая натура вообще? Разве не модно сейчас утверждать, что пора изменить представление о ней и покончить с пуританским прошлым? И всё-таки этот ресторанчик ничем не отличается от того, куда её мать заходила с нею перед войной и где Динни было так интересно, потому что хлеб там выпекали не на дрожжах, а на соде. Да ведь и бракоразводный суд, в котором Динни никогда не бывала, тоже остался прежним.
— Ты допила, старушка? — спросила Клер.
— Да. Я провожу тебя до Темпла.
Прощаясь у Мидл-Темпл Лейн, они вдруг услышали высокий приятный голос:
— Вот удача!
Дорнфорд быстро, хотя и легко, сжал руку Динни.
— Если вы идёте в палату, я забегу за вещами и сразу вернусь сюда, сказала Клер, удаляясь.
— Очень тактично! — обрадовался Дорнфорд. — Давайте постоим под этим порталом. Динни, я — пропащий человек, когда слишком долго не вижу вас. Иаков служил четырнадцать лет, добиваясь Рахили. Теперь людской век стал короче, поэтому каждый мой месяц можно приравнять к году служения Иакова.
— Им было легче ждать — они странствовали.
— Знаю, но всё-таки тоже буду ждать и надеяться. Да, мне остаётся только ждать.
Динни, прислонясь к жёлтому порталу, смотрела на Дорнфорда. Лицо его подёргивалось. Охваченная жалостью, девушка сказала:
— Может быть, настанет день, когда я вернусь к жизни. Тогда я больше ждать не стану. До свиданья и благодарю.
Этот внезапный безотчётный порыв усугубил тревогу, в которой пребывала Динни. Возвращаясь домой на автобусе, она видела перед собой подёргивающееся лицо Дорнфорду, и это вселяло в неё томительное беспокойство. Она не хочет быть причиной его страданий, — он симпатичный человек, внимателен к Клер, у него приятный голос и привлекательное лицо, а в смысле духовных интересов он гораздо ближе к ней, чем был Уилфрид, Но разве она испытывает к нему то неистовое и сладостное влечение, которое приводит к переоценке всех ценностей и заключает весь мир в одном существе, в единственном, долгожданном и любимом человеке? Динни сидела не шевелясь, устремив взгляд поверх головы какой-то женщины на противоположной скамье автобуса, которая судорожно сжимала рукой опущенную на колени сумочку и всем своим видом напоминала охотника, отыскивающего дорогу через незнакомый лес или поле. На Риджент-стрит зажигались огни — наступал холодный бесснежный вечер. Здесь раньше тянулась извилистая линия крыш — красивые невысокие жёлтые здания Квадранта. Динни вспомнила, как, едучи на крыше автобуса, она спорила с Миллисент Пол о старой Риджент-стрит. Все, всё меняется на этом свете! Она закрыла глаза, и перед нею встало лицо Уилфрида с растянутыми в улыбке губами, каким она видела его в последний раз, когда столкнулась с ним в Грин-парке.
Кто-то наступил ей на ногу. Открыв глаза, она извинилась:
— Простите.
— Пожалуйста.
До чего вежливо! Люди с каждым годом становятся все вежливее!
Автобус остановился. Динни поторопилась выйти. На Кондюит-стрит она прошла мимо портного, у которого одевался её отец. Бедный, он давно здесь не был: одежда стоит недёшево. Поэтому он утверждает, что терпеть не может неразношенных костюмов. Динни выбралась на Бонд-стрит.
Как раз в эту минуту полисмен-регулировщик приостановил движение и вся улица превратилась в одну нескончаемую линию замерших машин. А ведь Англия разорена! Девушка свернула на Брутон-стрит и вдруг заметила впереди знакомую фигуру. Человек брёл с опущенной головой. Девушка нагнала его:
— Стэк!
Он поднял голову, по его щекам катились слёзы. Он заморгал тёмными, чуть выкаченными глазами и провёл рукой по лицу.
— Вы, мисс? А я как раз шёл к вам, — сказал он и подал ей телеграмму.
Она встала под тусклым фонарём, поднесла её к глазам и прочла:
"Генри Стэку Лондон Корк-стрит 50-а тчк Прискорбием извещаем что высокочтимый У илфрид Дезерт утонул время экспедиции в глубь страны тчк Тело опознано погребено на месте тчк Известие получено только что зпт сведения
