— Это очень порядочно с вашей стороны, мистер Крум, но я жду другого. Клер изложила мне свою версию. Был бы рад услышать теперь вашу.
— Я люблю её, сэр, люблю с первой нашей встречи на пароходе. В Лондоне мы встречались — ходили в кино, театр, картинные галереи. Я был у неё на квартире три… нет, пять раз. Третьего февраля я поехал с ней в Беблок-хайт, чтобы показать ей, где буду работать. На обратном пути, — надеюсь, она упомянула об этом? — у меня отказали фары и мы застряли из-за темноты в лесу, в нескольких милях от Хенли. Тогда мы… мы решили, что лучше не рисковать и дождаться рассвета. Я ведь дважды съезжал с дороги. Было темно, хоть глаз выколи, фонарь я с собой не захватил. Словом, мы сидели в машине до половины седьмого утра, потом двинулись и около восьми были у неё на квартире.
Он сделал паузу, провёл языком по губам, опять расправил плечи и порывисто закончил:
— Хотите верьте, хотите нет, но клянусь вам, сэр, между нами ничего не было — ни в машине, ни вообще, кроме… кроме того, что она два-три раза позволила мне поцеловать её в щёку.
Генерал, ни на секунду не спускавший с него глаз, сказал:
— Мы слышали от неё примерно то же самое. Дальше?
— Вчера, получив извещение, я сразу же поехал в город и увиделся с ней. Разумеется, сэр, я сделаю всё, что она сочтёт нужным.
— И вы не сговаривались с ней о том, что будете здесь рассказывать?
Динни увидела, что молодой человек весь напрягся:
— Отнюдь нет, сэр.
— Итак, вы готовы подтвердить под присягой, что между вами ничего нет, и повторить это суду? Правильно я вас понял?
— Да, сэр, если только есть надежда, что нам поверят.
Генерал пожал плечами.
— Каковы ваши денежные обстоятельства?
— Четыреста фунтов оклада в год, — криво улыбнулся Крум. — Это всё, сэр.
— Знакомы вы с мужем моей дочери?
— Нет.
— И никогда с ним не встречались?
— Нет, сэр.
— Когда вы встретились с Клер?
— На второй день после отплытия в Англию.
— Чем вы занимались на Цейлоне?
— Служил на чайной плантации. Но потом её из экономии слили с другими.
— Понятно. Ваше образование?
— Веллингтон, затем Кембридж.
— Вы поступили на службу к Джеку Масхему?
— Да, сэр, он поручил мне присматривать за его арабскими матками. Они прибудут весной.
— Значит, вы разбираетесь в лошадях?
— Да. Я их обожаю.
Динни увидела, как прищуренный взгляд генерала оторвался от молодого человека и упал на неё.
— Вы как будто знакомы с моей дочерью Динни?
— Да.
— Поручаю вас ей. Я должен все обдумать.
Молодой человек слегка поклонился, повернулся к Динни, затем снова повернулся к генералу и с достоинством произнёс:
— Ужасно сожалею о случившемся, сэр, но не о том, что люблю Клер. Сказать, что жалею, — значило бы солгать. Я безумно люблю её.
Он направился к двери, но генерал остановил его:
— Минутку. Как вы понимаете слово «любовь»?
Динни безотчётно стиснула руки. Опасный вопрос! Молодой человек круто обернулся. Лицо у него было каменное.
— Понимаю, сэр, — ответил он сдавленным голосом. — Вы спрашиваете, что это — вожделение или нечто большее? Так вот — это нечто большее, иначе я не выдержал бы ночи в автомобиле.
Он опять повернулся к двери.
Динни подбежала, помогла ему открыть её и проводила его в холл, где он остановился, хмуря брови и тяжело дыша. Она взяла его под руку и подвела к камину, где горел огонь. Они постояли, глядя на пламя; затем она сказала:
— Боюсь, что получилось чересчур резко. Но вы же понимаете: военный человек любит ясность. Во всяком случае вы, что называется, произвели на моего отца хорошее впечатление.
— Я чувствовал себя форменным чурбаном. А где Клер? Здесь?
— Да.
— Могу я видеть её, мисс Черрел?
— Постарайтесь называть меня просто Динни. Вы можете её видеть, но, по-моему, вам лучше повидаться и с моей матерью. Идёмте в гостиную.
Он стиснул ей руку:
— Я всегда знал, что мы за вами, как за каменной стеной.
Динни поморщилась:
— Даже каменная стена не выдержит такого нажима.
— Ой, простите! Я всегда забываю, какая у меня хватка. Клер боится даже подавать мне руку. С ней все хорошо?
— Насколько это возможно в её положении.
Тони Крум схватился за голову:
— Да, со мной ведь творится то же самое, только мне ещё хуже. В таких переделках человеку просто необходимо знать, что впереди есть надежда. Вы думаете, она меня когда-нибудь полюбит?
— Надеюсь.
— А ваши родители не считают, что я гоняюсь за нею просто так, — вы меня понимаете? — ну, ради забавы?
— После того, что было сегодня, — конечно, нет. Вы ведь такой, какой была когда-то и я, — прозрачный.
— Вы? Никогда не могу угадать ваши мысли.
— Это было давным-давно. Идём.
Глава 22
Когда Крум скрылся за снежной завесой хмурого и ветреного дня, в Кондафорде воцарилось мрачное уныние. Клер ушла к себе, объявив, что у неё головная боль и она хочет лечь. Остальные три члена семьи сидели за неубранным чайным столом и — верный признак душевной тревоги — разговаривали только с собаками.
Наконец Динни встала:
— Ну, вот что, мои дорогие, горем делу не поможешь. Во всём надо находить хорошую сторону. Ведь Клер и он могли бы оказаться не белыми как снег, а багровыми от стыда.
Генерал, словно рассуждая вслух сам с собой, заметил:
— Они должны защищаться. Нельзя давать волю этому субъекту.
— Но, папа, если Клер выйдет из переделки свободной и с чистой совестью, это же будет просто замечательно, хотя и парадоксально, а шуму будет меньше.
— Дать возвести на себя такое обвинение?
— Даже если она оправдается, её имя будут трепать. Ночь в автомобиле с молодым человеком никому не сходит с рук. Правда, мама?
Леди Черрел слабо улыбнулась:
— Я согласна с отцом, Динни. По-моему, возмутительно, что Клер угрожает развод, хотя она не сделала ничего дурного, разве что была неосторожна. Кроме того, не защищаться — значило бы обмануть закон, не так ли?
— Вряд ли закону есть до этого дело, дорогая. Впрочем…
И Динни замолчала, вглядываясь в удручённые лица родителей и сознавая, что в отличие от неё они придают браку и разводу некое таинственное значение, которого не умалят никакие её слова.
— Этот юноша кажется мне порядочным человеком, — признался генерал. Нужно, чтобы он отправился к адвокатам вместе с нами.
— Папа, я, пожалуй, поеду с Клер и зайду попрошу дядю Лоренса
