Генерал кивнул и поднялся.
— Мерзкая погода! — сказал он и положил руку на плечо жене. — Не расстраивайся, Лиз. Пойми, у них один выход — говорить правду. Что ж, пойду в кабинет и посижу над планом нового свинарника. Зайди ко мне попозже, Динни…
В критические минуты жизни Динни чувствовала себя больше дома на Маунт-стрит, чем в Кондафорде. Сэр Лоренс все понимал гораздо лучше, чем её отец, а непоследовательность тёти Эм успокаивала и подбадривала девушку больше, чем тихое сочувствие её отзывчивой матери. Кондафорд был хорош до кризиса или после него, но слишком безмятежен для душевных бурь и крутых решений. По мере того как поместья прекращали своё существование, этот загородный дом казался все более старинным, потому что в нём жила единственная семья графства, которая насчитывала не три-четыре, а множество поколений предков, обитавших в той же местности. Поместье как бы стало учреждением, освящённым веками. Люди видели в «кондафордской усадьбе» и в «кондафордских Черрелах» своего рода достопримечательность. Они чувствовали, что Кондафорд живёт совсем не так, как большие загородные резиденции, куда приезжают провести конец недели или поохотиться. Владельцы более мелких поместий возводили деревенскую жизнь в своеобразный культ; они наперерыв устраивали теннис, бридж, различные сельские развлечения, то и дело стреляли дичь, затевали состязания в гольф, посещали собрания, охотились на лисиц и так далее. Черрелы, пустившие здесь гораздо более глубокие корни, бросались в глаза куда меньше. Конечно, если бы они исчезли, соседям их недоставало бы; однако подлинно серьёзное место они занимали только в жизни обитателей деревни.
Несмотря на то что Динни всегда находила себе в Кондафорде какое-нибудь дело, она часто чувствовала себя как человек, который проснулся глубокой ночью и пугается её тишины; поэтому в дни испытаний — истории с Хьюбертом три года назад, её личной трагедии позапрошлым летом и неприятностей у Клер теперь — её немедленно начинало тянуть поближе к потоку жизни.
Она отвезла Клер на Мьюз, дала шофёру такси новый адрес и к обеду поспела на Маунт-стрит.
Там уже были Майкл с Флёр, и разговор шёл исключительно о литературе и политике. Майкл придерживался мнения, что газеты слишком рано принялись гладить страну по голове: этак правительство может почить на лаврах. Сэр Лоренс слушал сына и радовался, что оно этого ещё не сделало.
— Как малыш, Динни? — неожиданно осведомилась леди Монт.
— Великолепно, тётя Эм, благодарю вас. Уже ходит.
— Я посмотрела родословную и высчитала, что он двадцать четвёртый из кондафордских Черрелов, до этого они были французами. Намерена Джин обзавестись вторым?
— Пари держу, что да! — воскликнула Флёр. — Я не встречала женщины, более приспособленной для этого.
— Но у них не будет никакого состояния.
— Ну, она-то уж сообразит, как обеспечить их будущее.
— Почему «сообразит»? Странное выражение! — удивилась леди Монт.
— Динни, как Клер?
— У неё всё в порядке.
— Ничего нового?
Ясные глаза Флёр словно вонзились в мозг девушки.
— Нет, но…
Голос Майкла нарушил воцарившееся молчание:
— Дорнфорд подал очень интересную мысль, папа. Он полагает…
Динни пропустила интересную мысль Дорнфорда мимо ушей, — она обдумывала, посвящать ли Флёр в дела Клер. Конечно, никто не ориентируется в житейских вопросах быстрее, никто не судит о них с более здравым цинизмом, чем Флёр. Хранить тайну она тоже умеет. Но поскольку тайна всё-таки принадлежала Клер, Динни решила, что сперва посоветуется с сэром Лоренсом.
Это ей удалось лишь поздно вечером. Он выслушал новость, приподняв бровь.
— Целую ночь в автомобиле, Динни? Это уж чуточку слишком. К адвокатам я отправлюсь завтра в десять утра. Там теперь всем заправляет очень молодой Роджер, троюродный брат Флёр. Я поговорю с ним: он, вероятно, скорее поверит Клер, чем его престарелые компаньоны. Ты тоже пойдёшь со мной как доказательство нашей правдивости.
— Я никогда не была в Сити.
— Любопытное местечко, — кажется, что попадаешь на край света. Романтика и учёный процент. Приготовься к лёгкому шоку.
— По-вашему, они должны защищаться?
Быстрые глаза сэра Лоренса остановились на лице племянницы:
— Если ты хочешь спросить меня, поверят ли им, я отвечу — вряд ли. Но в конце концов это моё личное и не обязательное для тебя мнение.
— А вы сами верите им?
— Здесь я полагаюсь на тебя, Динни. Тебя Клер не обманет.
Динни вспомнились лица сестры и Тони Крума и она ощутила внезапный наплыв чувств.
— Они говорят правду и всем своим видом подтверждают это. Грех не верить им.
— Таких грехов в нашем грешном мире не оберёшься. Ты бы лучше ложилась, дорогая: у тебя утомлённый вид.
В спальне, где Динни столько раз ночевала во время собственной драмы, она вновь испытала прежнее кошмарное чувство, что Уилфрид где-то рядом, но она не может до него дотянуться, и в её усталой голове, как припев, звучали слова: «Ещё одну реку, переплывём ещё одну реку…»
На другой день, в четыре часа пополудни, контора «Кингсон, Кэткот и Форсайт», помещавшаяся в жёлтом, тихом, как заводь, закоулке Олд Джуэри, подверглась нашествию клана Черрелов.
— А где старик Грэдмен, мистер Форсайт? — услышала Динни вопрос дяди. — Все ещё у вас?
«Очень молодой» Роджер, которому было сорок два, ответил голосом, несколько контрастировавшим с массивностью его подбородка:
— По-моему, он живёт на покое не то в Пиннере, не то в Хайгете, словом, где-то в той стороне.
— Рад слышать, что он жив, — отозвался сэр Лоренс. — Старый Фор… ваш родственник отзывался о нём с большим уважением. Крепкий человек, викторианская порода.
«Очень молодой» Роджер улыбнулся:
— Почему бы нам всем не присесть?
Динни, впервые попавшая в адвокатскую контору, разглядывала тома свода законов, выстроившиеся вдоль стен, пухлые папки с делами, желтоватые жалюзи, унылый чёрный камин, где горела горсточка угля, не дававшая, казалось, никакого тепла, план поместья, скатанный в трубку и повешенный около двери, низенькую плетёную корзинку на письменном столе, перья, сургуч, самого «очень молодого» Роджера, и ей почему-то вспомнился гербарий её первой гувернантки, которая собирала морские водоросли. Затем она увидела, как её отец поднялся и вручил юристу бумагу:
— Мы пришли вот по этому делу.
«Очень молодой» Роджер взглянул на заголовок извещения, потом, поверх него, — на Клер.
«Откуда он знает, кто из нас двоих Клер? — удивилась Динни.
— Обвинение не соответствует истине, — пояснил генерал.
«Очень молодой» Роджер погладил подбородок и углубился в чтение.
Взглянув на него сбоку, Динни увидела, что профиль его стал по-птичьи острым.
Он заметил, что Динни наблюдает за ним, опустил бумагу и сказал:
— Видимо, они торопятся. Я вижу, что
