– Куда мне обратиться, чтобы наладить связи с другими лекарями? – поинтересовался у него Роб.
– Ну, здесь все ясно, мастер Коль, – в Лицей. Так называется собрание, где регулярно встречаются лекари нашего города. Подробности мне неизвестны, но их должен знать господин Руфус, – и показал на человека, стоявшего в противоположном конце комнаты – тот принюхивался к высушенной веточке портулака, стараясь определить, насколько крепко держится запах.
Поллард проводил Роба через всю свою лавку и познакомил с Обри Руфусом, лекарем с улицы Фенчерч.
– Я рассказал мастеру Колю о Лицее лекарей, – сказал аптекарь, – да вот не мог припомнить никаких подробностей.
Руфус, рассудительный на вид человек, лет на десять старше Роба, пригладил рукой редеющие волосы и довольно любезно кивнул.
– Собрания проводятся каждый месяц, в первый понедельник вечером, когда наступает час обеда, в зале над таверной Иллингуорта на Корнхилле. Это хороший предлог, чтобы предаться обжорству. Еду и напитки каждый покупает себе за свои деньги.
– Требуется ли специальное приглашение?
– Вовсе нет. Туда может прийти любой лондонский лекарь. Но, если вам так хочется получить приглашение – что ж, я вас прямо сейчас и приглашаю, – приветливо откликнулся Руфус, и Роб с улыбкой поблагодарил его, а затем откланялся.
Так получилось, что в слякотный первый понедельник нового года он отправился к таверне Иллингуорта и оказался в компании двух десятков практикующих лекарей. Они сидели за столами, потягивали напитки, переговаривались и смеялись, а когда вошел Роб, стали исподволь с любопытством разглядывать его, как всякая компания разглядывает новичка.
Первым, кого он узнал, был Ханн, который при виде Роба помрачнел и прошептал что-то на ухо своему соседу. Но Обри Руфус, сидевший за другим столом, помахал Робу рукой, приглашая его к себе. Представил Робу четырех сидевших за столом лекарей, не забыл и им сказать, что Роб недавно приехал в их город и занялся практикой на улице Темзы.
Четыре пары глаз изучали вновь прибывшего с разной степенью мрачности и настороженности, подобно тому взгляду, которым встретил его Ханн.
– У кого вы были учеником? – полюбопытствовал коллега по имени Брейс.
– Учился я у лекаря Гепманна в городе Фрейзинге, в королевстве Восточных франков. – То была фамилия хозяина дома, где семья Колей жила во время пребывания во Фрейзинге.
– Хм-м-м, – протянул Брейс, явно не слишком доверявший чужеземным лекарям. – И долго ходили в учениках?
– Шесть лет.
От дальнейших расспросов их отвлекла поданная еда: пережаренная птица с пареной репой и эль – его Роб пил умеренно, не желая сразу выставлять себя на посмешище. После обеда выяснилось, что Брейс нынче вечером читает основной доклад. Говорил он о применении стеклянных банок и предупреждал коллег-лекарей, что оные надлежит хорошенько разогреть, ибо не что иное, а именно тепло, впитанное стеклом, притягивает к себе дурную кровь, заставляя ее скапливаться у поверхности кожи, а удалить ее позволяет последующее кровопускание.
– Вам следует наглядно показать пациентам свою уверенность в том, что повторяемые неоднократно банки и кровопускания принесут им выздоровление, дабы тем сообщить больным доброе настроение и веру в успех, – рассуждал Брейс.
Обсуждение было худо подготовлено, но из выступлений Роб сумел понять: когда ему было одиннадцать лет, он уже узнал от Цирюльника о том, как ставить банки и делать кровопускания, когда применять эти средства, а когда воздерживаться от них – узнал больше, чем многие из присутствующих здесь лекарей.
Лицей, таким образом, быстро разочаровал его.
Всех этих лекарей, казалось, занимает в первую очередь одно – вознаграждения и доходы. Руфус с завистью подтрунивал над председательствующим, королевским лекарем, именем Драйфилд, потому что тот каждый год получал жалованье и платье.
– Но ведь можно получать постоянное жалованье за лечение больных и при этом не состоять на королевской службе, – заметил Роб. Вот теперь он завладел их вниманием.
– Как такое возможно? – задал вопрос Драйфилд.
– Лекарь может работать в больнице – лечебном учреждении, цель которого состоит в лечении больных и достижении понимания природы болезней.
Некоторые смотрели тупо, ничего не поняв, но Драйфилд кивнул.
– Эта идея пришла к нам с Востока и постепенно распространяется. Мы уже наслышаны о больнице, недавно учрежденной в Салерно, и о давно существующем в Париже Отель-Дье. Позвольте, однако, предупредить вас: в Отель-Дье людей отправляют умирать и сразу забывают о них, это поистине адское заведение.
– Больница не обязательно должна уподобляться Отель-Дье, – возразил Роб, досадуя, что не может поведать им о маристане. Тут вмешался Ханн:
– Не исключаю, что такая система может действовать успешно в странах неразвитых, но ведь английские лекари обладают большей независимостью духа, они и свои доходы должны получать независимой деятельностью.
– Я полагаю, что медицина – это куда важнее, нежели просто доходы, – миролюбиво возразил ему Роб.
– Она значит меньше, чем доходы, – парировал Ханн. – Вознаграждения ныне не слишком высоки, а в Лондон то и дело прибывают босоногие новички. С чего это вы взяли, что медицина важнее доходов?
– Она есть призвание, мастер Ханн, – ответил ему Роб. – Все равно как глас Божий, призывающий иных людей служить в церкви.
Брейс испустил возмущенный возглас, но председатель, сытый по горло пререканиями, откашлялся.
– Кто предложит темы для обсуждения в следующем месяце? – вопросил он присутствующих. Наступила полная тишина.
– Давайте, давайте, каждый должен внести вклад в общее дело, – нетерпеливо проговорил Драйфилд.
Роб понимал, что на первом же своем собрании набиваться в докладчики не годится, но ведь никто больше не произносил ни слова, и наконец он решился заговорить:
– Я сделаю доклад, если будет на то ваше согласие.
У Драйфилда удивленно поднялись брови.
– И на какую же тему, мастер?
– Я буду говорить о лечении болезни, поражающей низ живота.
– Поражающей низ живота? Мастер… э-э-э, Кроу – так?
– Коль.
– Да, мастер Коль. Ну что же, вот и отлично, обсудим болезнь, поражающую низ живота, – заключил председатель.
Джулия Свейн, обвиненная в ведовстве, покаялась в совершенном преступлении. У нее на внутренней стороне нежной белой руки, чуть пониже левого плеча, обнаружили характерное для ведьмы пятнышко. Дочь Глинна дала показания: Джулия со смехом удерживала ее, пока с нею совокуплялся некто – как считала девушка, то был сам Сатана. Несколько жертв ведьмы обвиняли ее в наведении порчи. Уже будучи привязана к специальному сиденью, на котором ее должны были окунать в ледяные воды Темзы, Джулия решила признаться во всем и теперь изо всех сил помогала служителям церкви, искоренявшим зло. Рассказывали, что те подолгу допрашивали ее обо всем, что касается ведовства и применяемых ведьмами способов. Роб старался обо всем этом не задумываться.
Он купил себе толстоватую серую кобылу и пристроил ее в бывшие конюшни Эгльстана – теперь они принадлежали человеку по фамилии Торн. Кобыла была уже немолода и ничем не замечательна, но ведь
