— А против кого же?
— Против вас, государь.
Старый король вскочил и выпрямился во весь рост, словно юноша.
— Объяснись, Оливье! Объяснись! Да проверь, крепко ли у тебя держится голова на плечах, куманек, ибо, клянусь тебе крестом святого Лоо[342] если ты нам лжешь, то меч, отсекший голову герцогу Люксембургскому, не настолько еще зазубрился, чтобы не снести прочь и твоей!
Клятва была ужасна. Только дважды в своей жизни Людовик XI клялся крестом святого Лоо. Оливье собрался было ответить:
— Государь…
— На колени! — резко прервал его король. — Тристан, стереги этого человека!
Оливье опустился на колени и холодно произнес:
— Государь, ваш королевский суд приговорил к смерти какую-то колдунью. Она нашла убежище в соборе Богоматери. Народ хочет силой ее оттуда взять. Господин прево и господин начальник ночной стражи, прибывшие оттуда, здесь перед вами и могут уличить меня, если я говорю неправду. Народ осаждает собор Богоматери.
— Вот как! — проговорил тихим голосом король, весь побледнев и дрожа от гнева. — Собор Богоматери! Они осаждают Пресвятую Деву, милостивую мою владычицу, в собственном ее соборе! Встань, Оливье. Ты прав. Место Симона Радена за тобой. Ты прав. Это против меня они поднялись. Колдунья находится под защитой собора, а собор — под моей. А я-то думал, что взбунтовались против судьи! Оказывается, против меня!
И, словно помолодев от ярости, он стал расхаживать большими шагами по комнате. Он не смеялся более. Он был страшен. Лисица превратилась в гиену. Видимо, он так задыхался, что не мог произнести ни слова, губы его шевелились, а костлявые кулаки судорожно сжимались. Внезапно он поднял голову, впалые глаза вспыхнули пламенем, и голос загремел, как труба:
— Хватай их, Тристан! Хватай этих мерзавцев! Беги, друг мой Тристан! Бей их! Бей!
После этой вспышки он снова уселся и с холодным, сосредоточенным бешенством сказал:
— Сюда, Тристан! Здесь, в Бастилии, у нас пятьдесят рыцарей виконта Жифа, что вместе с их оруженосцами составляет триста конных воинов, — возьмите их. Здесь находится также рота стрелков королевской охраны под командой господина де Шатопера — возьмите и их. Вы — старшина цеха кузнецов, в вашем распоряжении все люди вашего цеха — возьмите их. Во дворце Сен-Поль вы найдете сорок стрелков из новой гвардии дофина — возьмите их; и со всеми этими силами скорей к собору. А-а, парижская голь, ты, значит, идешь против короны Франции, против святыни собора Богоматери, ты посягаешь на мир нашего государства! Истребляй их, Тристан! Уничтожай их! А кто останется жив, того на Монфокон.
Тристан поклонился:
— Хорошо, государь! — И, помолчав, добавил: — А что мне сделать с колдуньей?
Этот вопрос заставил короля призадуматься.
— С колдуньей? — спросил он. — Господин Эстутвиль, а что хотел с ней сделать народ?
— Государь, я полагаю, что если народ пытается вытащить ее из собора Богоматери, где она нашла убежище, то потому, вероятно, что ее безнаказанность его оскорбляет и он хочет ее повесить, — ответил парижский прево.
Король, казалось, погрузился в глубокое размышление и затем, обратившись к Тристану Отшельнику, сказал:
— Ну что же, куманек, в таком случае народ перебей, а колдунью вздерни.
— Так, так, — тихо шепнул Рим Копенолю, — наказать народ за его желание, а потом сделать то, чего желал этот народ.
— Слушаю, государь, — ответил Тристан. — А если ведьма все еще в соборе Богоматери, то взять ее оттуда, несмотря на право убежища?
— Клянусь Пасхой! Действительно… убежище! — вымолвил король, почесывая себя за ухом. — Однако эта женщина должна быть повешена.
И тут, словно озаренный какой-то внезапно пришедшей мыслью, он бросился на колени перед своим креслом, снял шляпу, положил ее на сиденье и, благоговейно глядя на одну из свинцовых фигурок, ее украшавших, произнес, молитвенно сложив на груди руки:
— О Парижская Богоматерь! Моя милостивая покровительница, простите мне! Я сделаю это только единственный раз! Эту преступницу надо покарать. Уверяю вас, Пречистая Дева, моя всемилостивейшая госпожа, что эта колдунья недостойна вашей благосклонной защиты. Ведь вам известно, Владычица, что многие очень набожные государи нарушали привилегии Церкви во славу Божию и по государственной необходимости. Святой Гюг, епископ английский, дозволил королю Эдуарду схватить колдуна в своей церкви. Святой Людовик Французский, мой покровитель, с той же целью нарушил неприкосновенность храма Святого Павла, а Альфонс, сын короля иерусалимского, — даже неприкосновенность церкви Гроба Господня. Простите же меня на этот раз, Богоматерь Парижская! Я этого больше не буду делать и принесу вам в дар прекрасную серебряную статую, подобную той, которую я в прошлом году пожертвовал церкви Богоматери в Экуи. Аминь.
И, осенив себя крестом, он поднялся с колен, снова надел свою шляпу и сказал Тристану:
— Поспешите, куманек. Возьмите с собой господина де Шатопера. Прикажите ударить в набат. Раздавите чернь. Повесьте колдунью. Я так сказал. И я желаю, чтобы казнь была совершена вами. Вы отдадите мне в этом отчет. Идемте, Оливье, я нынче не лягу спать. Побрейте-ка меня.
Тристан Отшельник поклонился и вышел. Затем король жестом отпустил Рима и Копеноля.
— Да хранит вас Господь, добрые мои друзья, господа фламандцы. Ступайте отдохните немного. Ночь бежит, и время близится уже к утру.
Фламандцы удалились, и когда они в сопровождении коменданта Бастилии дошли до своих комнат, Копеноль сказал Риму:
— Гм! Я сыт по горло этим кашляющим королем! Мне довелось видеть пьяным Карла Бургундского, но он не был так зол, как этот больной Людовик Одиннадцатый.
— Мэтр Жак, — ответил Рим, — это потому, что королевское вино слаще, чем лекарство.
Глава 6
«Короткие клинки звенят!»Выйдя из Бастилии, Гренгуар с быстротой сорвавшейся с привязи лошади пустился бежать вниз по улице Сент-Антуан. Добежав до ворот Бодуайе, он прямо направился к возвышавшемуся среди площади каменному Распятию, словно мог различить во мраке человека в черном плаще с капюшоном, сидевшего на ступеньках у подножия Креста.
— Это вы, мэтр? — спросил Гренгуар. Черная фигура встала.
— Страсти Господни! Я киплю от нетерпения, Гренгуар. Сторож на башне Сен-Жерве уже прокричал половину второго пополуночи.
— О! В этом виноват не я, а ночная стража и король, — ответил Гренгуар. — Я еще благополучно от них отделался. Я всегда упускаю случай быть повешенным. Такова моя судьба.
— Ты всегда все упускаешь, — ответил второй. — Но поспешим. Знаешь ли ты пароль?
— Представьте, учитель, я видел короля. Я только что от него. На нем фланелевые штаны. Это целое приключение.
— Что за пустомеля! Какое мне дело до твоих приключений! Известен тебе пароль бродяг?
— Да. Не беспокойтесь. Вот он, пароль: «Короткие клинки
