В одном из залов на втором этаже правительственного дворца в Ченто Курлетти допросил 53-летнего полицейского. Описав вначале тягостную сцену полицейского дежурства в доме Мортара, Агостини рассказал о поездке в Рим, однако ни словом не обмолвился ни о каких чудесных видениях или явлениях. Вот его слова: «Приехав в Рим в один из первых дней июля, я доставил мальчика в Дом катехуменов, где его принял начальник этого заведения. Он сообщил мне, что инквизитор, отец Фелетти, уже обо всем его известил». В заключение Агостини сказал, что, оставив мальчика там, где ему велели, он немедленно отправился к месту своей постоянной службы в Лояно. Однако, заподозрив, что полицейский кое о чем умалчивает, Курлетти спросил его в лоб: разговаривал ли он после своего возвращения с отцом Фелетти или, может быть, даже получал от него какое-либо вознаграждение? Да, признался второй лейтенант, действительно, через некоторое время он посетил инквизитора в Сан-Доменико — но только потому, что ему приказал отправиться туда полковник де Доминичис. В монастыре, «когда я сообщил об успешном выполнении порученного мне дела, он выказал большое удовлетворение и перед моим уходом вручил мне подарок — четыре скуди [монеты], завернутых в бумагу»[284].
Только поздно вечером Курлетти наконец вернулся в полицейское управление на третьем этаже Палаццо Комунале в Болонье, но, несмотря на поздний час, там его дожидались два карабинера, служившие в болонской полиции. Оба они недавно плавно перевелись с прежней службы в папской полиции на службу новоиспеченного государства[285]. Курлетти вызвал их сюда, чтобы удостоверить, как велит закон, и подтвердить под присягой их свидетельства о том, кто именно отдавал приказ силой забрать Эдгардо Мортару из дома 24 июня 1858 года. Курлетти очень торопился. Первый из двух вызванных полицейских, 59-летний Плачидо Виццарделли, подполковник карабинерского корпуса, начал давать показания уже после полуночи.
Виццарделли вспоминал, что однажды, когда он работал в болонском штабе карабинеров, его начальник полковник де Доминичис, командир гарнизона, велел ему отправить донесение бригадиру Агостини, чтобы тот немедленно явился в Болонью. Вскоре, подчиняясь приказу, прибыл Агостини, и де Доминичис поручил ему забрать юного Мортару из дома и отвезти в Рим. Затем Виццардини добавил, уже от себя, что приказ полковнику де Доминичису поступил от доминиканца отца Фелетти, инквизитора. «Люди, которые могли бы рассказать вам больше об этом позорном деянии, — сказал он, — это Агостини, которого я уже упоминал, и фельдфебель Кароли. Оба они сейчас находятся в моем подчинении».
Второй человек, ждавший в ту ночь своей очереди давать показания, как раз и был Пьетро Кароли. Тридцативосьмилетний Кароли был в 1858 году заместителем бригадира в подразделении папских карабинеров и отвечал за ведение полицейских протоколов в Болонье. Он вспомнил, что однажды в июне 1858 года ему довелось регистрировать письмо, в котором Фелетти поручал де Доминичису «отправиться в дом иудея Мортары в этом городе, чтобы забрать его сына, кажется по имени Эдгардо, и доставить мальчика в его распоряжение». Кароли продолжал: «Мне известно, что эту задачу исполнял Пьетро Лючиди, фельдфебель карабинерского корпуса, и если я правильно помню, сопровождал его бригадир Джузеппе Агостини… и что потом Агостини отвез мальчика в Рим, в Дом катехуменов». Еще Кароли припоминал, что отец Фелетти предупреждал в своем письме, чтобы Эдгардо ни в коем случае не перепутали с кем-нибудь из его братьев.
Для главы полиции Курлетти, как и позднее для прокурора, одним из ключевых принимаемых судом доказательств, позволявших установить ответственность за приказ о захвате ребенка, являлось это упомянутое Кароли письмо, в котором инквизитор приказывал де Доминичису схватить Эдгардо. Местонахождение этого письма очень интересовало следователя, и именно это стало главной темой допроса бывшего полицейского регистратора. К замешательству Курлетти, Кароли сообщил, что письмо Фелетти и последовавшие за ним письменные приказы де Доминичиса о взятии Эдгардо куда-то пропали: «Когда обо всем этом заговорили туринские газеты, синьор де Доминичис забрал эти бумаги, раньше находившиеся в моих руках, и с тех пор я их не видел». Нельзя было обнаружить и других приказов, имевших отношение к делу, потому что в июне 1859 года, когда стало ясно, что близится крах папского режима, подполковник Виццарделли приказал уничтожить весь архив папской полиции.
Фельдфебель Кароли, вероятно понимая, что производит не лучшее впечатление на новоназначенного шефа полиции всей Романьи, добавил, что вскоре после того, как маленького Мортару увезли, отец Фелетти написал письмо Агостини, где хвалил его за благополучное завершение операции. Кароли добавил, что инквизитор сказал и ему лично, что очень доволен тем, как все прошло. С другой стороны, рассказывал дальше Кароли, позже он слышал, как фельдфебель Лючиди, выполнявший операцию, «жаловался на трудности, с которыми пришлось столкнуться, и даже заявлял, что, если ему снова попытаются поручить нечто подобное, он официально откажется участвовать в этом»[286].
Отец Фелетти был далеко не первым инквизитором, чьи полномочия пытались оспорить светские власти. По сути, вся история инквизиции в Италии представляла собой сплошную борьбу за власть — власть вершить суд над населением, от нищего до принца, от нехристя до епископа, — и в этой борьбе централизованной церкви приходилось схлестываться с множеством других претендентов, как гражданских, так и религиозных.
С самого начала инквизиция была тесно связана с доминиканским орденом. Доминиканцы лучше других представителей церкви разбирались в тонкостях богословия и права. С XIII века, когда инквизиция только начала свою охоту на еретиков, большинство инквизиторов были доминиканцами. Со временем первоначальный инквизиторский пыл утих, но в XVI веке заявило о себе протестантское движение Реформации, что вновь вызвало потребность в искоренении ереси, и в Италии институт инквизиции пережил возрождение и реорганизацию. В 1542 году папа Павел III учредил Конгрегацию Священной канцелярии, состоявшую из кардиналов, которым поручалось надзирать за работой инквизиции. Так Рим стал средоточием борьбы против ересей и отклонений от ортодоксии во всех формах: от
