— Не говори глупостей! Для меня ты как была, так и осталась красавицей, а на мнение остальных мне глубоко плевать!
— Ага! Значит, тарщ директор, вы на меня ещё в Е-ске глаз положили? Так?
— Во-первых не ори, нас могут услышать. Во-вторых, да, положил, но ввиду твоего несовершеннолетия не предпринимал никаких действий на сближение. Так что, тарщ Синицына, наши чувства и надёжность мы проверили, так сказать, в боевых условиях…
— Это когда мы проверили их в боевых условиях? — подняла брови девушка.
— Вы меня три раза спасали просто так? Даже над лесом? Выискивали в гуще боя вчера и просто так спасали. Нет, дудки. Не ве-э-эрю, как говорил Станиславский. А про себя я вообще ничего намекать не буду.
— Ну, хорошо, хорошо, скромный ты наш… да, не просто так и да, ты мне тоже сразу понравился. Доволен?
— Повторяю вопрос, тарщ Синицына, станете ли вы товарищем Бабенко или как?
— Здесь или вообще?
— Да что ж это такое, а?! — вскипел старлей. — Ты когда-нибудь перестанешь отвечать вопросом на вопрос?
— Перестала и отвечаю по существу вопроса. Да, буду товарищем Бабенко, но с условием… — она многозначительно посмотрела на Костю.
— С каким?
— Что не только здесь, но и там. Доволен?
— Ещё бы! Я сейчас… — он кинулся к двери.
— Э-э-э! Стоять, «казбек»! А поцеловать супругу религия не позволяет? Или положение в фирме?
Старлей резко сменил вектор движения и аккуратно присел на кровать. Женька взметнула вверх свои руки, с обмотанными кистями, и провела захват шеи Бабенко. Их чувственный поцелуй длился больше минуты и был прерван вошедшими командиром полка, Звягиным и Усатовым.
— Опа! А они, оказывается, давно знакомы! — удивился комполка.
— Тарщ старший майор! Разрешите обратиться…
— Разрешаю, — оборвал его Звягин и махнул рукой.
— Тарщ майор! Нам хватило трёх дней войны. Евгения только что согласилась стать моей женой.
— О как! Фьють! — присвистнул Звягин — А ты молодец, старлей, время зря не терял! Теперь все наши лётчики будут тебе завидовать! Легендарный пилот «рыжего» борта «два нуля» выходит замуж за старшего лейтенанта Бабенко! У тебя сколько самолётов на счету, старлей?
— Девять.
— А у неё восемьдесят пять. Вчера пришло полное подтверждение сбитых.
— Тарщ старший майор, разрешите обратиться, — тихим голосом обратилась Синицына.
— Обращайтесь, товарищ младший лейтенант.
— В семье всё идёт в один карман, так что наша семья сбила девяносто четыре самолёта. А кто сколько конкретно — семейная тайна.
— Да, товарищ Бабенко, повезло тебе с женой, — покачал головой Звягин и подмигнул. — Смотри не потеряй её после госпиталя, а то разминутся боевые дорожки…
— Никак нет, тарщ старший майор, не разминутся. Ни при каких обстоятельствах. Даю слово!
* * *Новенькая, выданная им обоим форма, перед самым отъездом, вызвала у Синицыной испуг. Она многозначительно посмотрела на мужа, но тот загадочно подмигнул и, кивнув головой, переоделся сам.
— Женя, у нас нет другого выхода. В старой форме мы дойдём до первого патруля, и загремим за ненадлежащий вид.
— А ты не забыл, что это не просто форма?
— Мы старую заберём с собой. Как примету и скажем, что на боевые вылеты будет отправляться только в ней.
Бабенко помог супруге переодеться, вызвав в душе у неё и себя несколько другие чувства, нежели само переодевание. Девушка вздохнула и беззлобно показала мужу язык.
Женька никогда не была в Москве и когда автобус двигался по московским улицам, она смотрела во все глаза, выдавая восторженные реплики одну за другой. Конечно, 1942-й год не чета тому времени, в котором она жила, но и здесь было от чего удивляться. Когда ещё вживую увидишь, как жили твои прадеды и прабабушки.
Через час они добрались до госпиталя, где при оформлении документов старший лейтенант Бабенко попросил пригласить главврача, чтобы официально зарегистрировать отношения с Женькой. Пожилой седовласый полковник выслушал старлея, улыбнулся и через десять минут супруги Бабенко, под поздравительные реплики медперсонала, прошествовали в отдельную палату.
— Я что-то не поняла, почему нам оказали такие поблажки? — тихо прошептала девушка. — Насколько я читала историю, брак да, в этом времени могут зарегистрировать даже в больнице, а вот с отдельной вип-палатой — натянешь.
— Женечка! Давай-ка, ты отучайся от этого сленга. В том обществе, в котором мы оба теперь будем вращаться, это моветон. А по поводу отдельной палаты — Звягин подсуетился.
— Значит, он один из нас?
— Пока не вернёмся, извини, ничего не могу тебе рассказать. Это не просто секрет, а гостайна.
— Ладно, муженёк. Хотя я и жутко любопытная, но до возвращения потерплю. Ты мне лучше другое скажи — когда нас вернут? Есть какие-либо подвижки?
— Там идёт титаническая работа по восстановлению идентификаторов. Люди сутками пашут, чтобы нас вызволить. Как только всё будет готово — сразу оповестят, причём связной будет тем, кого знаешь только ты.
— Даже так? — она удивлённо подняла брови.
— Именно так.
— Ну, поглядим, кто это такой. Ладно, раз ты велел мне избавляться от сленга, пока перейду на язык здешнего мира.
— Ну-ка, ну-ка. Интересно будет тебя послушать.
— Каков план мероприятий на сегодняшний день?
— Пойдём в столовую, — улыбнулся старлей. — Сейчас как раз обед. Нужно же тебя покормить.
— Какие мы заботливые, — она припала к его губам. — Пошли, муженёк…
— Женя! Пожалуйста, не говори со мной так. Ты как будто издеваешься.
— Костик, ну не дуйся. Придётся тебе чуть-чуть потерпеть, чтобы всё это юношеское выветрилось из меня. Никак не могу ещё привыкнуть ко всем изменениям в личной жизни и не только. Вот как в одну минуту всё поменялось. Только недавно я сидела за партой и «грызла гранит науки», а сейчас ас военно-воздушных сил СССР и с сегодняшнего дня уже замужем.
— Ты чем-то недовольна?
— Я беспокоюсь за родителей. Там теперь такое началось… да ещё дочь «подарочек» подкинула — замуж вышла.
— Думаю, что такой дочерью они будут гордиться.
— Ага. Только посвящать в подробности этого приключения их вряд ли будут. Или я чего-то не знаю?
— Всё ты правильно понимаешь. Думаю, что мы сможем найти кое-какой компромисс, возможно, возьмём с них подписку о неразглашении. Я обещаю тебе поговорить об этом со своим троюродным братом.
* * *В столовой было полно народу. Пациенты мужского и женского пола облюбовали себе соответственно левое и правое крыло помещения и держались несколько обособленно. Когда Костя принёс оба подноса с едой и сначала начал кормить жену, народ замер. Многие не скрывали своих
