– Вы про мальчика того? – уточнил Денис.
Татьяна Петровна покачала головой.
– Эх… Отец алкаш у него был, уж полгода как помер. А мамка, Зинаидой звать, в магазине продавщицей работает, в соседней деревне, тут неподалёку. Так магазин-то закроют на следующей неделе, работы совсем не будет… – Женщина махнула в сторону бревенчатой избы у лесополосы. – Им всегда дед Макар помогал, пенсию откладывал, а тут вон какая беда… Кольку скоро в школу отправлять, а мать совсем за ним смотреть перестала, плачет, клянётся сына в детский дом сдать, чтоб не маялся в нищете-то, там хоть накормят да оденут. Совсем с головой неладно! Да где это видано, чтобы при живой матери ребёнок по сиротским домам ютился? В Трескуново больше старики живут, смерти ждут да пенсию получают, а молодое семейство у нас одно, да и то несчастное. Но мы же одна семья, одна община, помогли бы!.. – Она развела руками. – Да только помощи Зинаида не просит. Горделивая больно.
Обычно душещипательные истории не производили на Дениса никакого эффекта, но после слов Татьяны Петровны в душе шевельнулись сочувствие и жалость к несчастной семье. Сказанное прозвучало с такой обыденностью и обречённостью, будто разговор не о чьей-то жизни, а о предстоящей плохой погоде, которой не избежать.
– Асель, можно тебя на минутку, – шепнул Денис и, как только они отошли, тихо сказал: – Постарайся сделать хоть что-нибудь, чтобы старик не умер раньше времени, ладно?
Асель с живым интересом заглянула Денису в глаза, словно пыталась разглядеть его сокровенные мысли.
– Уравнение решаешь? Или тебе мальчика жалко стало?
– Жалеть мало, Асель, – ответил Денис, не отводя глаз. – Одной жалостью ведь не поможешь. Давайте сделаем то, что в наших силах.
– Хорошо, – кивнула Асель.
Под предводительством Татьяны Петровны ребята прошли во двор. Из давно заросших клумб и грядок торчали обломанные стебли сухой полыни, крыльцо совсем ввалилось, доски подгнили, краска на них облупилась и почернела от сырости.
На перилах у входа в дом грелся на скудном апрельском солнце рыжий кот с обмороженными ушами. Он блаженно прикрыл глаза и на гостей не реагировал, но как только открылась дверь, тут же соскочил с перил и прошмыгнул внутрь вместе со всеми.
В затхлом воздухе тесной избы витал запах валидола или чего-то подобного – Денис особо в таблетках не разбирался. В доме стояла гробовая тишина.
Денис забеспокоился: не умер ли старик?
– Макар! – крикнула Татьяна Петровна. – Макар! К тебе врачи!
Из комнаты за печкой послышался глухой кашель, следом – утробный голос:
– Таня?
– Ну, слава Богу, жив Макар, – выдохнула Татьяна Петровна и прошла в комнату, позвав с собой лишь Асель.
Денис, Вика и Арсений остались стоять у двери.
– Здравствуйте, – тихо поздоровалась Асель и через пару секунд громко и тревожно позвала: – Денис, подойди сюда!
Тот поспешил на зов.
От медицины он был далёк, но увиденное не оставляло сомнений: дед Макар нуждается в срочном и профессиональном лечении. Маленький щуплый старик скрючился под одеялом на кровати, как ссохшаяся мумия. Глаза его ввалились. Безгубый сморщенный рот образовывал дрожащую прорезь, пересекающую низ лица. Впалые щёки поросли многодневной седоватой щетиной. Больного колотил озноб, испарина выступила на коже.
Асель наклонилась над стариком.
– Вы меня слышите? – Она аккуратно отодвинула веко правого глаза деда, всмотрелась, приложила ладонь к его лбу, потом отдёрнула одеяло, чтобы оценить ожоги, и со сдавленным воплем ужаса снова накрыла его ноги. – Вам нужен доктор, операция нужна…
– Я лечусь, отвар пью. Из пиона, – еле шевеля ртом, прохрипел дед Макар.
– Какой отвар? Какой пион? Вам врача надо! Почему не вызываете? – повысила голос Асель, потом обернулась на Дениса: – Нужна срочная госпитализация. Я ничего не смогу сделать, я ведь не врач, даже не медсестра. А здесь нужен настоящий доктор, а не мы. Ему надо в ожоговое отделение!
– Я понял, понял, не суетись, – ответил Денис и задумался, выискивая в голове варианты решения непростой задачи. – У вас есть телефон? – спросил он у Татьяны Петровны, которая в это время охала и причитала возле старика.
– Откуда же у нас телефон, сынок? – развела руками женщина. – Только рация.
– И где она? – встрепенулся Денис.
– На метеостанции. За селом метеостанция есть, километров десять пешком…
Денис выскочил из комнаты.
– Вика, Сеня, бегите на метеостанцию, там рация есть, – велел он ребятам, что ждали у двери. – Скажете, что человеку нужна срочная санитарная эвакуация, ожоги у него, несчастный случай… Свяжитесь с МЧС.
– И где нам искать эту метеостанцию? – нахмурился Макаров.
– За южным холмом. – Татьяна Петровна наполовину высунулась из комнаты. – Из двора выйдете, пройдёте лесочек, за ним тропка будет, которая через холм ведёт. Подниметесь, спуститесь мимо рощи, мостик пройдёте и метеостанцию увидите, металлической сеткой огорожена, там ещё генератор гудит, услышите…
Не медля больше ни минуты, Вика и Арсений выбежали из избы, хлопнув за собой дверью. Асель осталась осматривать старика.
Денис вышел во двор и уселся прямо на ступени покосившегося крыльца. Что бы сейчас не происходило, ему необходимо обдумать и связать события в деревне с условиями уравнения.
Итак, есть дед Макар, тяжелобольной старик, нуждающийся в срочной медпомощи. Возможно, он является второй переменной, стремящейся к нулю. Хотя в этой далёкой глубинке кого не ткни, тот чем-нибудь болеет: почти все жители – люди пожилые. Однако именно этот дед практически не жилец.
Денис поймал себя на неприятной мысли, что рассуждает о смерти, как о математическом процессе, цинично и отстранённо, а ведь это живой человек. И зовут его дед Макар. От его состояния зависит судьба мальчика Кольки…
Дениса вдруг осенило. А ведь ребёнок-то, выходит, в этом селе один – Колька! Неужели о его смерти говорится в уравнении? Скорее всего. Денис обвёл угрюмым взглядом двор, залитый полуденным весенним солнцем, глубоко вдохнул пряный воздух, помассировал пальцами виски. Нужно успокоиться.
Если мальчишка на одной стороне равенства, то кто, кроме его деда, находится на второй? С кем его судьба тесно связана? Ну не с Татьяной же Петровной… Судьба Кольки связана с его матерью. Именно. А она вознамерилась сплавить сынишку в детдом.
На ум приходили нелестные определения горе-мамаши. Как можно отказаться от собственного ребёнка? Насколько надо быть равнодушной? Денис почувствовал, что теряет объективное восприятие ситуации, что его захлёстывает ненависть к совершенно незнакомому человеку, а эмоции мешают рассуждать ясно. Он напомнил себе, что нумерат не имеет права на ошибку. Не имеет права. Если Денис ошибётся в решении, то последует смерть ребёнка и обнуление четвёртого легиона.
С каких пор он стал думать о ребятах, как о своём легионе? О своём. Командовать Денис не стремился никогда, но положение нумерата обязывало быть начеку, следить за благополучием вверенных ему людей. Немедленно захотелось снова стать отъявленным эгоистом. Ни проблем тебе, ни ответственности, ни уравнений.
Скрипнула дверь.
– Я думала,
