- Я не в настроении говорить о тебе, - спокойно уведомила я.
Она смущенно опустила глаза в пустую тарелку.
- Я не собиралась... прости. Ему сейчас очень плохо.
Представить "плохого" Микаэля оказалось невозможно. Жалости я не почувствовала, зато чай показался очень вкусным - с нотками усталости и дождливой хвойной ночи. Такой бы пить всегда.
- Ты кому-то обещала сообщить мне это? Ты сообщила. Если спросят, так и скажу.
- Возвращайся, - глухо произнесла она, по-прежнему глядя в тарелку.
- Десять баллов за артистизм, - оценила я. - Можно забрать посуду? Здесь самообслуживание.
- Ты вернешься?
- Только из-за того, что ты меня попросила и сказала: "Ему плохо"? Нет.
- Ему очень плохо, - упрямо повторила Каролла. - Он на себя не похож. Ему больно. Вернись.
- Угу. Я вернусь, и ты будешь периодически на него прыгать...
Она помолчала немного, потом ответила, хотя и так всё было ясно:
- Я не знаю. Бывает, мне до жути его хочется, до потери гордости и совести, и если так снова будет - я снова к нему приду. Что тебя настолько расстраивает? Ты не найдешь себе занятие на одну ночь? Умрешь от ревности? Брось. Нельзя, чтобы на одном человеке концентрировались все мысли, надежды и желания. Всегда можно отвлечься от временных неприятных эмоций, тем более, зная, что завтра он снова будет с тобой.
"Ну поделись игрушкой, ну жалко тебе, что ли..." Песочница.
- И много вас таких? - быстрее сказала, чем подумала, я. - Сколько ночей на неделе мне надо будет знать, что завтра он снова окажется моим?
Пропустив удар, Каролла обиженно нахмурилась.
- Не знаю. Общества поклонниц не существует. Но таким, какой сейчас, он вообще никому не нужен.
Я собрала посуду и ушла. Гладкий такой ход мыслей: обеспечь мужчину, который мне нравится, а я буду с ним спать... Никогда их не пойму.
На улице меня ждал Кастор. Он сидел в своем мотоцикле, рассеянно наблюдая за выходившими из кафе посетителями.
- Привет, - ловко завалив на лопатки мгновенно подкравшийся страх, почти пропела я. - Кого-то ждешь?
- Тебя, кого же еще? - вздохнул он.
- Зачем?
- Домой отвезти, подопечная. Раньше я всегда знал, хотя бы примерно, где ты находишься, а теперь мой канал ты закрыла.
- Угу, - кивком подтвердила я. - Но я же не маленькая, чтобы забирать меня из школы.
Кастор показал глазами на мои наручные часы.
- Так ведь поздно уже. Правильный опекун должен волноваться.
- Но ты, вроде, неправильный?
Заставив себя улыбнуться, я села в мотоцикл позади него.
- Только отдельными местами, - шуткой отозвался он, и, заняв нужное положение, стартовал к дороге.
Дома, не найдя другого выхода, я снова "включила Игоря" и попросилась в гости к Ангелине и Георгию. Кастор пришел следом.
Впрочем, едва я объяснила проницательной Ангелине свое "грустное лицо" расставанием с Микаэлем, как она вспомнила к случаю историю из жизни своих знакомых и рассказала ее так, что все собственные воспоминания выдуло у меня из головы словно порывом ветра. Звенящий голос Ангелины и ее исключительное умение рассказывать заколдовали меня на два часа, унеся в Другую Страну и еще какие-то страны, в деревни, о которых почти ничего не знала, на корабли, пересекавшие моря, в лаборатории, рассекреченные лишь недавно и лишь на десять процентов, во времена, когда компьютеры были огромными, а Нашей Страны не существовало совсем. Я тогда поняла, что мы, телепаты, навсегда потеряем со смертью наших родителей - умение передавать свои мысли и опыт словами, мастерство подбирать их, описывая не только события и вещи, но и свое отношение к ним. В тот момент мне казалось, что эта потеря будет чудовищной, ведь исчезновению подлежит речь, которая считается основой интеллекта, отправной точкой эволюции человека.
- Я думаю, Лора, - сделав значительную паузу, закончила Ангелина, - вам нужно дать возможность Микаэлю исправить свою ошибку. Поверьте, что бы между вами ни случилось, всё еще можно изменить.
Кастор, задрав правую бровь, пристально посмотрел на меня, и мне пришлось сбивчиво пообещать обдумать это.
У себя в комнате я приняла душ, надела удобную одежду и выбралась через окно на крышу. По плану следовало спуститься по внешней лестнице и уйти подальше от дома, но небо оказалось таким серо-свежим, а крыша - шершавой и мягкой, что я рискнула остаться и села там, где оказалась.
Ночь была прекрасна. Она закрыла от меня полупрозрачным покрывалом всё, что тревожило и приводило в отчаянье. Ночь сделала это неважным. Слабо светившие звезды говорили, что ничего нового со мной не случилось: когда-то, с кем-то, и не раз такое уже происходило, и всё ушло в небытие, осталось там, куда попадут и мои страдания уже очень скоро.
Очарование ночи настигло внезапно, но почти сразу, медленно и незаметно, стало рассеиваться. Я почувствовала, как Игорь в своей комнате ждет, что я снова приду, и как исступленно он этого хочет, как изо всех сил избегает думать обо мне Микаэль, и вернулась в мир человеческих ощущений, и вспомнила, зачем залезла на крышу.
Боль. Придется вновь потревожить несчастную руку. Ничего, завтра покажу ее Натэлле и, если надо, обращусь к врачу.
Сжав больные пальцы в кулак, я надавила на рану правой рукой. Боль пришла, но я сразу прогнала ее и вызвала из памяти образ Президента.
"Не могли бы вы ответить еще на один вопрос?"
Ожидание продлилось лишь пару секунд.
"Лора? Конечно, я тебя слушаю".
"Я недавно узнала про имплантаты. Скажите, они работают на протяжении всей жизни?"
Короткая пауза, вначале окрашенная удивлением, завершилась догадкой.
"Эм. А от кого ты узнала про них, Лора? Впрочем, не отвечай, я и так догадываюсь: от кого-то из военного направления "первой волны". Медицинское направление знает правду. Имплантатов, вживленных в череп сразу после рождения, не существует. Это продукт чьего-то воображения, размноженный до состояния легенды".
Бух. Что ж такое? Я уже успела поверить и в них, и в их необходимость, и смириться с ними.
"Зачем же их было придумывать?"
"Ну... Не самый простой вопрос. Мы пришли к выводу, что ребятам надо было считать себя особенными в сравнении со сверстниками-иностранцами не по уровню развития, которого, имея возможности, те вполне могли бы достигнуть, поравнявшись с вами, а в предпосылках этого самого развития. Им нужно было знать, что иностранные ровесники никогда не смогут овладеть такими же навыками, какие развили в себе они. Не берусь утверждать, что этот вывод верен".
Во всяком случае, он обоснован. Бойцам хочется считать "нашестранцев по рождению" не такими, как все другие люди, некими киборгами или новым этапом в человеческом развитии. Зачем? Чтобы было
