я. - Мне сказали, у нее есть ключ от двери.

Опять молчание. Потом женский голос сообщает:

- Дверь не на ключ закрыта.

- Мне сказали - на ключ, - твердо заявляю я и теряю доверие к голосам. - Уходите.

- Глория, послушай, - не сдаются они. - Тебя обманули, мама не придет. Часы - это бомба, и она взорвется, как только все цифры превратятся в нули. Вспомни, как ушел человек, который оставил бомбу - скорее всего, там есть стол или табурет, с нее на шкаф, со шкафа на крышу - лезь так же. Только быстро!

- Нет, - обиженно отвечаю я и снова сажусь на пол.

- Бесполезно, - говорит одна девушка другой. - Это Глория, у нее интеллект восьмилетнего ребенка и ноль воли - что сказал человек, назвавшийся братом мамы, то она и будет делать. Твой Кастор перестарался.

- Да, это он не предусмотрел...

- Хотя должен был.

- Марина, не о том думать надо. Надо ее спасать.

- А заодно репутацию Кастора?

- Да не злобься ты...

- Окно загораживает шкаф? Отпихнуть его...

- Слишком высоко. Не представляю, как подпрыгнуть.

- Да, не получится. А если через верх?

- И через верх ее вытащить? Как? Она же не котенок, чтобы взять ее за шкирку и подбросить.

- Надо будить Лору.

- Слишком мало времени.

- Ядрить... Я полезла.

- Марина, полезу я. Мой мужчина накосячил, мне и рисковать. Руки замком и подбрасывай!

- Не рядиться же с тобой... Давай!

На часах почти все цифры - нули.

С легким шумом через крышу пробивается свет, и одновременно сверху падает что-то большое и очень энергичное. Оно хватает несуразное сооружение из проводов и банок, к которому, оказывается, присоединены часы, и с силой кидает его вверх.

А через секунду домик озаряется яркой вспышкой.

35. Всё в прошлом

Я проснулась от шума: кто-то подвинул стул или кресло, металлические ножки которого проскребли по выложенному плиткой полу. Открыв глаза, увидела только спину уходящего человека и закрывающуюся за ним дверь. Очень знакомую дверь. Я в больнице. Никакой выписки отсюда и всего, случившегося после нее, не было - это послеоперационный бред.

Как хорошо...

Успев ощутить облегчение от этой мысли, я поняла, что нахожусь не в своей палате, и услышала лишний шум: гул не только от моего, но и еще от одного контролирующего аппарата. Приподняв голову, я обнаружила вторую кровать, занятую девушкой с длинными золотистыми волосами... Марианной.

Не бред.

Лицо Марианны скрывала маска, а рука с подключенной трубкой аппарата от локтя до шеи была обмотана плотным бинтом.

Взрыв все-таки был, это не сон.

Почему это случилось?

Что вообще случилось?

Я вспомнила то, что говорила Марине с Марианной и попыталась схватить за хвост это ускользающее воспоминание, чтобы, потянув, вытащить скрытое главное.

Человек, представившийся братом моей матери, сказал: "Молодец. Все правильно сделала. Умница. Жди здесь, скоро придет мама. Мы все закроем, чтобы никто чужой тебя не обнаружил, а мамы есть ключик от этой двери. Не скучай". Он забирает небольшую сумку, влезает по приставной лестнице на крышу, потом втягивает лестницу наверх, и свет гаснет.

Еще раньше в домике мы были не одни. Еще двое чужих мужчин молча вытащила из-под пола спрятанные мной коричневые пакеты, вскрыли их все, похмыкивая, вытащили прочие запасы и собрали несколько устройств - таких же, как то, с которым я осталась наедине.

Еще раньше я забрала всех троих мужчин отсюда, из Медик-Парка, и на машине увезла в лес на берегу залива.

Машину дал мне Кастор. Он несколько дней до этого учил меня ею управлять.

Мама. При чем тут мама...

Зимой на базе я получила от нее электронное письмо. Очень короткое: "Тебе больно, дочка?", и вскоре после этого приехал Кастор, чего я даже не запомнила. Он вмешался в мой контакт с мамой? Тут есть связь с мужчинами, изготовившими взрывные устройства из приготовленных мной материалов? Конечно, Кастор о них знал. А они о нем? Они иностранцы. Прибыли под видом клиентов Медик-Парка - через него иностранцам проще всего попасть в Нашу Страну. Но не чтобы лечиться, а чтобы что-то взорвать. Террористы? Диверсанты?

Конечно, детали взрывных устройств они сюда привезти не могли, поэтому переправили их через границу каким-то хитрым способом... С животными, обитающими в горах? С птицами? С помощью какой-нибудь дальнобойной катапульты? Ну, как-то так. Один из них разыгрывал передо мной моего дядю, а может и был им.

Кастор с ними заодно? Это было бы понятно, ведь он из народа, жившего здесь до войны, развязанной Президентом, и почти полностью исчезнувшего, он вправе ненавидеть свою страну такой, какой она стала.

Но это не так. Он просил поддержки у Микаэля. Марина и Марианна, формальные подчиненные Микаэля, меня спасли. Значит, Кастор, будучи организатором диверсий, их же и предотвращал. Прячась за моей спиной...

Додумать я не успела: мой мозг, чрезмерно утомленный такой длинной чередой умозаключений, отключился.

Вновь я проснулась уже в другой палате, в которой второй кровати не было. Жизнеобеспечивающей аппаратуры не было тоже: я уже не в реанимации. Через полуприкрытые жалюзи на широком окне пробивался солнечный свет, но его частично заслонял силуэт стоящего перед окном человека.

Я подняла руку и потерла глаза.

Посетитель оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов вперед.

Моя ладонь замерла у переносицы.

- Лора, милая, наконец-то...

- П-папа?

Я отвыкла произносить это слово.

Он сел в кресло рядом с кроватью и вымученно улыбнулся.

Мой папа. Человек, которого я лет до четырнадцати считала безупречным, самым лучшим мужчиной на свете. Сходством с которым гордилась, черты которого искала в тех, кто начинал мне нравиться. Он слегка постарел: раньше кожа на его щеках и шее не казалась мне такой дряблой, а в светлых волосах прибавилось седины. Но он по-прежнему был мужественно-красивым, гордо-прямым и самоуверенным.

Он здесь, он есть... В последнее время я в этом сильно сомневалась.

- Что ты тут делаешь? - кое-как пристроив руку вдоль тела, спросила я. Вопрос прозвучал ровно, без ноток обиды или радости, как если бы я задала его постороннему человеку.

- Ждал, когда ты проснешься, - ответил он и вздохнул. - А теперь наслаждаюсь тем, что вижу тебя живой.

И смотрел он на меня очень пристально, что-то ища в моих глазах или ожидая.

Я попыталась сесть, но папа остановил меня, коснувшись руки, а потом его губы сжались, скомкав улыбку.

- Лора, послушай... - он на долю секунды, непроизвольно, зажмурился и куснул губу, словно заставляя рот сказать то, что говорить не хотелось. - У тебя теперь нет ног.

Я услышала и поняла, но почему-то ничего не почувствовала. Это было логично: взрыв произошел слишком близко, я должна была умереть, но всего лишь потеряла ноги. Они мне все равно не нравились.

Папины

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату