Он бежал из N-ского острога, где содержался за бродяжество, и некоторое время слонялся без дела, пока судьба не столкнула его, в одном "заведении", с Костюшкой и его товарищами. Тут в первый раз услышал он разговор про покойного Михалыча. "Убивец", мол, такой человек, его ничем не возьмешь: ни ножом, ни пулей, потому заколдован". -- "Пустое дело, господа, -- я говорю: -- не может этого быть. Всякого человека железом возьмешь". -- "А вы, спрашивают, кто такие будете, какого роду-племени?" -- "А это, говорю, дело мое. Острог -- мне батюшка, а тайга -- моя матушка. Тут и род, тут и племя, а что не люблю слушать, когда, например, пустяки этакие говорят... вот что!" Ну, слово за слово, разговорились, приняли они меня в компанию свою, полуштоф поставили, потом Костинкин и говорит: "Ежели вы, говорит, человек благонадежный, то не желаете ли с нами на фарт (Фарт -- по-сибирски -- удача, дело, обещающее выгоду) итти?" -- "Пойду", говорю. "Ладно, мол, нам человек нужен. Днем ли, ночью ли, а уж в логу беспременно дело сделать надо, потому что капиталы повезет тут господин из города большие. Только смотри, говорит, не хвастаешь ли? Ежели с другим ямщиком господин этот поедет, сделаем дело, раздуваним честь честью... Ну, а ежели "убивец" опять повезет, -- мотри, убегешь". -- "Не будет этого, говорю, чтоб я убег". -- "Ну, ладно, мол: ежели имеешь в себе такой дух, то будешь счастливый человек, -- за "убивца" можешь себе награду получить большую!.."
-- Награду? -- переспросил Проскуров. -- От кого же?
-- Ты вот что, господин, -- сказал бродяга, -- ты слушай меня, пока я говорю, а спрашивать будешь после... Ну, признаться сказать, на первый-то раз убег я, испужался. Главная причина-- товарищи выдали. Идет на нас Михалыч, стыдно сказать, с кнутиком, а Костинкин с ружьем в первую голову убежал. Ну, подался и я, сробел... Да он же, подлец, потом первый на смех меня поднял. Язвительный он, Костинкин то есть. "Ладно, говорю, идем опять. Да смотри, Костюша, убегешь ежели, -- сам жив от меня не останешься!" -- Три дня мы в логу этом прожили, -- все его дожидались. На третий день проехал он под вечер: значит ночью ему назад ворочаться. Изготовились мы; слышим: едет тихонько на вершной. Выпалил Костинкин из ружья, пегашку свалил. Михалыч кинулся в кусты, как раз на меня... прямо... Стукнуло у меня сердце-то, признаться, да вижу -- все одно, мол: либо он, либо я!.. Изловчился, хвать его ножиком, да плохо. Схватил он меня за руку, нож вырвал, самого -- об земь. Силен был покойник. Подмял; гляжу -- пояс снимает, хочет вязать. А у меня за голенищем другой ножик в запасе. Добыл я его тихонько, повернулся да опять его... под ребро... Состонал он, повернул меня лицом кверху, наклонился, посмотрел в глаза... "А! -- говорит, -- чуяло мое сердце!.. Ну, теперь ступай с богом, не тирань. Убил ты меня до смерти..." Встал я, гляжу: мается он... хотел было подняться, -- не смог. "Прости меня", -- говорю. -- "Ступай, отвечает, ступай себе... бог простит ли, а я прощаю..." Я ушел, и не подходил более, поверьте совести... Костинкин это, видно, после меня на него набросился...
Бродяга смолк и тяжело опустился на лавку. Проскуров быстро дописал. Было тихо.
-- Теперь, -- заговорил опять следователь, -- докончите ваше чистосердечное признание. Какой купец был с вами во время первого нападения и от чьего имени Костюшка обещал награду за убийство Федора Михайлова?
Безрылов разочарованно смотрел на ослабевшего бродягу. Но тот вдруг поднялся со скамьи и принял прежний равнодушно-рассеянный вид.
-- Будет! -- сказал он твердо. -- Боле не стану... Довольно!.. Про Костюшку-то все записали?.. Ну, и ладно, вперед не пакости он! Прикажите, ваше благородие, увести меня, более ничего не скажу.
-- Послушайте, Иван тридцати восьми лет, -- сказал следователь, -- считаю нужным предупредить вас, что чем полнее будет ваше сознание, тем мягче отнесется к вам правосудие. Сообщников же ваших вы все равно не спасете.
Бродяга пожал плечами.
-- Это дело не наше. Мне все единственно. Очевидно, не было надежды добиться от него чего-либо еще. Его вывели.
IX. Ход
Предстоит допрос свидетелей.
Они столпились кучкой у задней стены. Серая толпа с угрюмыми лицами стояла, переминаясь, в тяжелом молчании. Впереди всех был Евсеич. Лицо его было красно, губы сжаты, лоб наморщен. Он кидал исподлобья довольно мрачные взгляды, останавливая их то на Безрылове, то на следователе. По всему было видно, что в этой толпе и в Евсеиче, ее представителе, созрело какое-то решение.
Безрылов сидел на лавке, расставив широко ноги и пощелкивая пальцем одной руки по другой. Пока крестьяне входили и занимали места, он смотрел на них внимательно и вдумчиво. Потом, окинув всю толпу холодным, презрительным взглядом, он слегка, почти незаметно, покачал головой и, усмехнувшись, обратился к Проскурову:
-- Кстати, Афанасий Иванович, я ведь и забыл поздравить вас с приятною новостью... Уж извините... Все эти хлопоты... Просто из ума вон...
-- С чем это? -- спросил Проскуров, не отрываясь от чтения протокола.
-- Как? -- просиял Безрылов. -- Значит, вам ничего неизвестно, и я некоторым образом первый буду иметь удовольствие сообщить вам это приятное известие? -- Очень, оч-чень приятно-с...
Проскуров поднял глаза на заседателя, который, между тем, подходил к нему, брякая шпорами и обворожительно улыбаясь.
-- Вы получаете назначение исправляющим должность казначея в М-ск... Ну, да это, конечно, одна форма; без сомнения, вы будете утверждены окончательно. Поздравляю, голубчик, -- продолжал Безрылов самым задушевным и благожелательным тоном, завладевая рукой удивленного Проскурова: -- поздравляю от всего сердца.
Но Проскуров плохо оценил дружеское поздравление; он быстро отдернул руку и вскочил с места.
-- По... позвольте-с, милостивый государь, -- заговорил он торопливо и даже заикаясь. -- Здесь шутить не место. Н-не место-с!.. Думаете, я не понимаю вашей тактики? Ошибаетесь, милостивый государь. Я не теленок... да-с, милостивый государь, не теленок-с!..
-- Что вы, бог с вами, Афанасий Иванович! -- изумился Безрылов и даже развел руками и оглянулся, как будто призывая всех присутствующих в свидетели черной неблагодарности Проскурова. -- Смею ли я шутить?.. Официальное назначение... сам читал бумагу-с... Уверяю вас... Ну, и местечко, я вам скажу! -- продолжал он, изменив тон и вновь впадая в дружескую
