Гений вздохнул, подумав, что сейчас Джил наверняка опять не даст ему договорить.
— Дело в том, что, когда я собирался применить к ней А-17, я узнал то, чего не ожидал и, наверно, не должен был узнать. Не со слов — сказала она как раз примерно то, что я и хотел от неё услышать: про то, что она просто мной воспользовалась и тогда и сейчас. Что она презирает меня, что она даже Эс не простила его предательство, а уж меня не простила и подавно, что на самом деле её никто не интересует, кроме неё самой. Это было понятно, и это мне, как и тебе, Джил, всегда казалось единственной логически непротиворечивой версией происходящего. Отчитывая меня за мою слепоту, ты думаешь, у меня правда была какая-то другая версия? Я знал эту правду и так боялся посмотреть ей в глаза, что не хотел делать себе больно и копаться у Эмри в голове, ища всему этому подтверждение. Это всегда казалось мне очевидным. Мне нравились мои иллюзии, но не настолько, чтобы я всерьёз в них верил.
— Так почему, раз ты такой умный, ты тогда творишь какую-то… — не выдержала Джил.
— Потому что всё это неправда, — наконец объявил он. — А правда заключается в том, чего я даже не мог себе представить. Я просто идиот. Мои чувства к ней всегда были взаимными. Возможно, больше чем взаимными.
— Я, конечно, не помню этого, но ты головой не ударялся случайно, пока мы сюда добирались? — с издевательской интонацией спросила Джил. — Послушай уже голос разума, мой голос, очнись. Она организовала против тебя заговор, а до этого она продала все твои секреты комитету. Если это тебя не убеждает, она сбежала от тебя и — недели не прошло — спуталась с Эс. Так как ты мог поверить в такую глупость?
— Дело в том, Джил, что теперь я знаю не только то, что она делала, хотя и это тоже, но и что она при этом чувствовала. Всё, что она сделала после нашего расставания, она сделала назло мне. И не было ни дня, чтобы она обо мне не думала. И что меня поразило ещё больше, Джил, она сбежала от меня не потому, что была обижена, и не потому, что не видела никакой возможности меня простить, причина была прямо противоположной: её отношение ко мне никак не изменилось, и это настолько противоречило её убеждениям, что…
— Ладно, не продолжай, я поняла, — сказала Джил, отхлебнув на этот раз прямо из бутылки. — Я не буду в очередной раз говорить тебе, что ты принимаешь желаемое за действительное, что всё это нонсенс, нет. Ты же меня всё равно не послушаешь. Вот только объясни мне, ну какое всё это теперь имеет значение? Вообще какая разница, что она там когда-то думала? Твоя Эмри — озлобленная бешеная стерва, которая только и ждёт, как бы от тебя избавиться. Тебе должно быть плевать, что у неё в душе, хотя бы потому, что это ну никак, совершенно никак не влияет на её поступки. Той Эмри, в которую ты почему-то веришь, просто не существует.
Гений снова вздохнул.
— Хотел бы я, чтоб ты была права. Но к огромному несчастью, никакой другой Эмри не существует. И чем больше времени она без внешней памяти, тем хуже, потому что это не я и не А-17 — угроза для неё. Самая большая угроза для неё — это она сама.
XXXIII
— Вы знаете, я даже не буду особенно комментировать моё решение, — с недовольным видом объявил пожилой мужчина из образовательного отдела. — Я не знаю, что мы тут так долго обсуждаем. Это выступление абсолютно того не стоит: просто собрание досужих измышлений. Ноль научности, ноль анализа, ноль оригинальных фактов. Мы хотим услышать от кандидатов что-то новое, свежее, меняющее взгляд на вещи и, уж во всяком случае, что-то большее, чем пересказ пропагандистских антиглобалистских листовок. В интеллектуальном плане выступление, извините меня, убого. Эта девушка живёт в мире, где никогда не было теорий Котэ и Арди, где госпожа Ада Эндрюс так и не выпустила свою «Смерть корпоративного мира» и та не разошлась миллионным тиражом. Мне, честно говоря, тяжело смириться с тем, что на смену нам приходит поколение, лишённое способности к анализу, потерявшееся в бесконечном потоке информационного мусора и не умеющее отделять зёрна от плевел, идущее на поводу у агитаторов и манипуляторов. Всё что угодно, лишь бы не мыслить самостоятельно! Вот что пугает современного человека. Ну а меня пугает эта тенденция. Как вы понимаете, я голосую против, спасибо.
— Какие вы все злые, — сказал Мелджен. — Это хоть не так скучно было, как та нанотрубка: я чуть, блин, не уснул.
Роулс посмотрел на него с нескрываемой насмешкой, но промолчал.
— Мы уже заметили, что в MJ наблюдаются проблемы со свободой слова, — вмешался до этого отмалчивавшийся эксперт комитета с кустистыми бровями и желтоватым отливом кожи. — Со всем уважением, интеллектуальный снобизм и придирки к формату со стороны представителей корпорации — это абсолютно не comme il faut. Комитет, безусловно, поддержит девушку, не может быть никаких вопросов. За.
Представитель технического отдела, воспользовавшись повисшей паузой, выразил своё возмущение:
— Свобода слова? Уж не путаете ли вы нас с кем-то? MJ — частная независимая компания. Мы можем отказывать кандидатам по причине их несоответствия внутренним требованиям. И пожалуйста, не путайте свободу слова с откровенной глупостью. Да и к тому же, как вы видите, мнения разделились и среди представителей корпорации. Или свобода слова, по-вашему, непременно означает, что должна победить ваша точка зрения? Мы в MJ понимаем её иначе.
Мелджен и возмущавшийся эксперт комитета посмотрели на Роулса, намекая тем самым, что пора бы и ему уже проголосовать и не тянуть резину. Несмотря на возникшую пикировку, теперь всё было уже понятно: четыре «за» и четыре «против» вместе с голосом Роулса безусловно означали принятие Эмри в штат стажёров.
— А, вы меня ждёте? — Роулс улыбнулся. — Ну, в комитете тоже есть свобода слова. И понимаем мы её точно так же, как и вы, не переживайте. В общем, извините, что привлёк к себе столько внимания и дотянул до последнего, — я голосую против.
— Ну спасибо, друг, — Мелджен рассмеялся, — умеешь поддержать.
Коллеги по комитету посмотрели на младшего эксперта Роулса с таким видом, будто он только что заявил о переходе на службу в MJ.
— Так что, это была последняя копия? — спросила Эмри, взяв из рук Моррвана кофе.
— По списку — да, но с А-17 всё без изменений. И что с сигналом, тоже неясно. Вообще, я пришёл по просьбе Сонцев. Ты уверена, что тебе нужно быть сейчас одной? Мы все волнуемся. Может, мы можем как-то помочь?
— Только если у вас есть идеи, как исправить положение. Потому что я до сих пор так и не придумала.
Он развёл руками.
— Не кори себя слишком. Мы проиграли, пора это признать. Это наша общая ошибка, что мы настолько доверяли Роулсу. Никто не будет обвинять тебя лично, Эм. Да и как ему было не доверять: с его репутацией и заслугами? Столько лет…
— Послушай, — начала Эмри, но почувствовала, что продолжение фразы от неё ускользнуло, и замолчала на какое-то время, собираясь с мыслями, — ведь это нас не оправдывает. И не снимает с нас ответственности. Я не хочу верить в то, что выхода нет. Но я хочу сказать ещё вот что: я должна немедленно передать управление операцией.
— В чём дело? Ты ведь ещё вполне в себе, Эм, — насторожился Моррван. — Или нет?
Ему показалось, что она побледнела.
— Это не то, что я думала, Мор, и дело не в том, что я теряю способность соображать и глупею. Я… кажется, я становлюсь другим человеком, вот примерно такие у меня ощущения. Я не имею права больше управлять, это невозможно. Позови Сонцев, пожалуйста. Я должна ввести её в курс всех технических моментов, связанных с А-17, пока я хоть это могу. И я хотела бы после этого, чтобы вы меня где-нибудь закрыли. То есть… я хочу сказать… чтоб меня никто не видел.
Эмри понимала, что её время ушло, а она ничего так и не придумала. С тем же успехом она
