- Православный народ никогда не примет такого беззакония!
- Ха-ха! Три раза. Если вы сейчас отмените обязательное посещение церкви – девять из десяти туда больше и ходить не станет. Удивлены? Пообщайтесь инкогнито с простыми людьми. Много интересного узнаете. Для народа православие – это социальный ритуал. То есть, некие действия, которые позволяют маркироваться как «свой». И больше ничего. Веры в сердце нет практически ни у кого.
- Я не верю вам!
- А и не надо. Почитайте внутренние отчеты Синода. Крестьяне приходят из села в город и сразу впадают в атеизм, ибо больше притворяться не нужно. Что? Вам их еще не показывали? Ай-ай-ай…
- А вы их видели?
- Видел. За небольшую мзду много куда можно заглянуть. – Произнес Максим. Вздохнул. И продолжил. – Вы поймите. Народ сейчас жаждет перемен. Крестьяне – своих. Рабочие – своих. Буржуа – своих. И так далее. Во многом глупых, недальновидных и взаимно исключающих друг друга. Но это и не важно. Думаете, широкие массы отдают себе отчет о последствиях своих желаний? Нет. Это просто стадо мартышек, которому все приелось. Им нужно хлеба и зрелищ. Как и в Древнем Риме. Любой лидер-популист сейчас срывает народные овации и любовь. Не обязательно даже выполнять обещания. Достаточно просто болтать про светлое будущее. Достаточно просто вас покритиковать. Глупо и безответственно. Но кто из них об этом думает? Или вы считаете отчего вся эта либеральная шушера так популярна? Они героические борцы с тираном. Тихим и безответным. Потому что, если бы вы оказались настоящим тираном – они бы следили за языком, опасаясь быстрой и жесткой расправы. Они ведь обкладывают вас как волка флажками, затравливая и загоняя в угол. А вы забиваетесь все глубже и глубже в свою раковину. Разве вы этого не понимаете? Православие…. Смешно…. Церковные иерархи в основной массе встанут за любого, кто пообещает им Патриаршество. А вы говорите православие. Это все та же свора жадных и склочных мартышек, желающих урвать свой кусок. Только что в рясах.
- Вы говорите страшные вещи!
- Такова жизнь, - пожав плечами, произнес Максим. – Люди слушаются только тех, кто с одной стороны крепко держит их за яйца, норовя оторвать, а с другой – решает проблемы. Их, не свои. И чем выше люди сидят, тем ярче это проявляется. - После чего парень достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги и положил на стол. Он его заготовил заранее, понимая, что такой разговор возможен. – Это мое очередное прошение об отставке. Вы тащите свою семью в могилу не желая драться за нее. Думаете, Бог защитит вас? Опыт Карла I и Людовика XVI вас ничему не научил? Он, - Максим скосил глаза наверх, - даровал нам свободу воли. Что сами наворотили, то и расхлебываем. Если вы не желаете защитить своих близких, то я прошу вас, я вас умоляю - дайте мне возможность спасти мою Таню…
Сказал. Встал. Кивнул. И вышел из кабинета, оставив Императора сидеть за столом с оплеванным и совершенно потерянным видом.
Глава 4
1915 год, 10 мая. Петроград
Михневич сидел в своем кабинете и работал с бумагами. Вчерашний разговор с Меншиковым дал очень много поводов для размышления, а также идей. Это все требовалось не только зафиксировать на бумаге, но и осмыслить. Чем он и занимался, зарывшись с головой.
Вдруг дверь внезапно и довольно резко открылась.
Николай Петрович хотел было уже возмутиться и наорать на столь невежественного гостя, но, вместо этого вскочил, вытянулся по стойке смирно и гаркнул:
- Здравия желаю Ваше Императорское Величество!
Император был не в духе. Мрачный, хмурый и явно не выспавшийся. Михневич никогда раньше не видел и не слышал, чтобы Государь имел ТАКОЕ выражение лица.
- Доброе утро, - тусклым голосом произнес он. – Как ваш отчет? Готов ли?
- Какой отчет, Ваше Императорское Величество? – Предельно осторожным и вкрадчивым тоном, поинтересовался генерал.
- Великому князю Николаю Николаевичу. О маневрах отдельного лейб-гвардии эскадрона.
- Он… э-э-э… - попытался что-то сказать Николай Петрович.
- Он не готов?
- Никак нет, Ваше Императорское Величество!
- Почему тянете?
- Я как раз над ним и работал.
- Вот как? Замечательно. Покажите, - произнес Государь и устало опустился в кресло.
Михневич нервно сглотнул и достал рапорт, написанный заранее для подачи Главнокомандующему. Передал его Императору. И промокнув лоб от пота остался стоять, не решаясь сесть все то время, пока его незваный гость читал.
- И что это такое? – Наконец спросил Николай Александрович, небрежно швырнув бумаги на стол.
- Наброски рапорта, Ваше Императорское Величество.
- А я думаю, что это ЧУШЬ! – Произнес Государь, сверкнув глазами.
Это было НАСТОЛЬКО удивительно, что Михневич даже глаза выпучил. Всегда спокойный, выдержанный и тщательно выбирающий выражения человек, боящийся лишний раз словом обидеть собеседника, был в чрезвычайном раздражении. Да. Именно так. И едва сдерживал это.
- Но… - пробормотал Михневич. – Николай Николаевич…
- Я даю вам сутки, чтобы все переделать. Подадите рапорт мне. И только после моей визы перешлете Николаю Николаевичу. Вам ясно?
- Так точно, Ваше Императорское Величество!
- Вопросы есть?
- А… а что писать?
- Все что видели, то и пишите. Честно. Как и должно русскому офицеру. Ведь вы, я надеюсь, верны присяге?
- Так точно! – Гаркнул Михневич, еще сильнее вспотев. Прохладный пот прямо-таки заструился по его спине, стремительно увлажняя исподнее. Да и по вискам, по шее… всюду тек…
- Это хорошо, - скептическим тоном отметил Государь. - А то мне на мгновение показалось, что вы ей изменили.
- Никак нет! – Выкрикнул Михневич, еще и побледнев до кучи.
Николай Александрович едва заметно усмехнулся, разглядывая начальника Главного штаба
