— Интересные в Тбилиси парки, — без одобрения заметила Трошкина, вынимая из прически листики, придающие ей большое сходство с индейцем на тропе войны. — Начинаются как культурная территория, а превращаются в какой-то дикий лес. Ау-у-у-у!
— Не ори. — Я зябко поежилась: в тенистом диком лесу поутру было прохладно. — А то как выйдет к нам на шум витязь в тигровой шкуре, мама говорила, он страшный.
— Маму надо слушаться, — согласилась подружка и, подобрав юбку, полезла вверх по косогору.
Где-то через полчаса мы вышли к станции канатной дороги.
— Ух, ты! Цивилизация! — обрадовалась я. — Покатаемся?
— Куда ж мы денемся, — согласилась Алка. — Пешком я по лесу уже набродилась. Пусть так витязь в тигровой шкуре гуляет, у него чувяки мягкие, а у меня каблуки.
Мы купили билеты, запрыгнули в кабинку и уже в ней сориентировались по благословенной туристической карте, спасибо, на нее была нанесена и линия канатной дороги. До нужной нам горбольницы оказалось совсем недалеко — пять кварталов по району, незатейливо и гуманно по отношению к утомленным приезжим застроенному понятным квадратно-гнездовым способом. Если не срезать углы — не заблудишься.
Больницу мы опознали без труда: типовое здание окружал унылый скверик с лавочками, густо усаженными гражданами с палочками и костылями. С такой подсказкой я, как филолог, с легкостью расшифровала вязь неведомых грузинских значков на вывеске:
— Очевидно, это ортопедическое отделение. А нам какое нужно?
— А нам нужна регистратура.
Алка уверенно поволокла меня к двери, которая не успевала закрываться — так много было желающих попасть в помещение.
Уважает грузинский народ медицину.
Решительно протолкавшись к стеклянной будочке, подружка пообщалась с усатой тетушкой, которая с неутомимостью и доброжелательностью робота отвечала на бесконечные телефонные звонки.
— Нам во флигилек, — сообщила Алка, выбравшись из толпы.
— А что у нас во флигильке? — насторожилась я. — Трошкина, в уединенно стоящих зданиях размещают такие отделения и службы, от которых добрым людям желательно держаться подальше!
— Это какие же, к примеру?
Подружка решительно взяла курс на дальний угол двора.
— Морг, например! Или карантинный бокс! Или вообще, не приведи боже, кожвендиспансер! Ты куда меня тащишь?!
— Успокойся, куда надо я тебя тащу — в неврологическое отделение.
— В каком это смысле — куда надо, что за гнусный намек? — Я злокозненно затормозила.
— Кузнецова! — Алка тоже остановилась и покрутила пальцем у виска.
Уж если это был не намек, так я прям и не знаю…
— Я вовсе не намекаю, что мы с тобой ненормальные! — Правильно оценив выражение моего лица, подружка поспешила развеять естественные подозрения. — Чего там намекать, это давно установленный факт, который уж не настолько меня тревожит, чтобы добровольно сдаваться в психушку во цвете лет. Может, ближе к пенсии…
— Тогда зачем мы сейчас туда идем?
— Да не в психушку мы идем, а всего лишь в неврологию! И не за чем, а за кем! Там под кодовым именем Иван Иванов, присвоенным ему за ярко выраженную славянскую наружность, временно помещается наш миллионер Карякин. И не паникуй ты так явно, неврологическое отделение — это не психбольница, тут буйных нет, только малость странные.
Но Иван Иванов, он же Матвей Карякин, выведенный к нам доброй нянечкой, малость странным не выглядел. Выглядел он как раз таки экс-буйным, потому что демонстрировал довольно свежую коллекцию синяков и ссадин, явно добытую в неравном бою.
— По-моему, на первичной сортировке пациентов произошла ошибка, парнишке лучше бы в травматологию, — заметила я.
— Там он уже был и получил необходимую медицинскую помощь, — объяснила Алка. — Потом выяснилось, что основная беда с головой у бедняги вовсе не по части травматологов и хирургов, и его перевели в неврологию. Добрый день, Матвей!
Пациент, которого опытная нянечка ловко застопорила напротив нас, завертел головой.
— Убогий не помнит, что Матвей — это он, — шепотом сочувственно прокомментировала Трошкина. — Вот беда-то…
— Я Инна, это Алла, а ты Матвей! — сообщила я убогому, спеша поправить беду.
— А вы, бабушка, идите, спасибо вам, мы тут пока сами справимся. — Алка с улыбкой и поклоном спровадила нянечку.
— Я — Матвей? Вы меня знаете? — Беспамятный миллионер с надеждой воззрился на меня.
Я чуть не расплакалась. Миллионеры — они такие милые!
— Присядем, — предложила Трошкина и тактически грамотно увлекла нас к уединенной лавочке в тылу флигелька.
— Да уж, вам лучше присесть. — Я дождалась, пока Матвей опустится на лавочку и приступила к порционной выдаче информации. — Вас зовут Матвей Карякин, вам тридцать лет, по профессии вы геолог…
— Геолог глобус пропил? — пробормотал Матвей Карякин и потер неоднократно ушибленную голову.
— Видишь, он не все забыл, культурные маркеры целы, — довольным голосом доброго психиатра прокомментировала Трошкина.
— Вы живете в Екатеринбурге, а ваши папа и мама — во Владивостоке, — продолжила я ликбез.
— В Екатеринбурге? — Карякин огляделся, зацепился взглядом за зреющую хурму на ветке и задумался.
— Да, но прямо сейчас вы в Тбилиси, — объяснила я.
— В Грузии?
— Да. Помните, как сюда попали?
— Нет.
— Я вам скажу — на самолете из Екатеринодара. А туда как попали, помните?
— Нет.
— Я скажу — на такси из казино. А там что было, помните?
— Нет!
— А я и это вам скажу. Вы там…
Договорить я не успела — Карякин закатил глаза и обмяк. Трошкина едва успела плюхнуться на лавочку рядом с ним и принять обморочного парня в свои объятия.
Что за миллионеры пошли — нежные, как тургеневские барышни!
— Просто ужас, какая ты неделикатная, — упрекнула меня подружка, пытаясь привести нежного миллионера в сознание осторожным встряхиванием, каким и гоголь-моголь не собьешь. — Зачем так много информации сразу выдаешь? Бедняга аж захлебнулся!
— Погоди, не буди болезного, — попросила я, присаживаясь рядом. — Давай сначала посовещаемся и решим, что
