Подождав еще несколько минут, команда подняла косой парус, и Желтый Платок направил лодку к устью Сан-Рафаэля. Вода все убывала, и ему с трудом удавалось огибать илистые мели. Я надеялся, что джонка сядет на одну из них, но Желтый Платок благополучно вывел ее в залив.
Когда мы вышли из реки, между китайцами разгорелся шумный спор, разумеется, как я сразу догадался, из-за моей особы. Желтый Платок что-то горячо доказывал, но остальные четверо не менее горячо возражали ему. Было очевидно, что он предлагал покончить со мной, а они боялись последствий. Я достаточно хорошо знал китайцев и потому не сомневался, что их удерживает один лишь страх. Однако я никак не мог разобрать, что они предлагают вместо жестокого плана Желтого Платка.
Легко представить себе, что я испытывал в то время, как жизнь моя висела, таким образом, на волоске. Спор перешел в ссору, и в самом разгаре ее Желтый Платок, выхватив тяжелый румпель, подскочил ко мне. Но его четыре товарища бросились к нему, и между ними завязалась неуклюжая борьба за румпель. Наконец Желтый Платок уступил и угрюмо вернулся на свое место к рулю, между тем как остальные стали упрекать его за горячность.
Вскоре после этого парус снова спустили, и джонка стала медленно двигаться на веслах. Я чувствовал, как она тихо врезается в мягкую тину. Трое китайцев — все они были в высоких морских сапогах — прыгнули через борт, а двое других подняли меня и передали высадившимся товарищам. Желтый Платок взял меня за ноги, два других китайца за плечи, и процессия двинулась, поминутно увязая в топкой тине. Через некоторое время они зашагали по более твердой почве, и я понял, что меня выносят на берег. Я не сомневался в том, где мы находились. Это мог быть только один из скалистых островков Морского архипелага у берегов Приморского графства.
Добравшись до твердой песчаной полосы, китайцы бросили меня — не скажу, чтобы очень деликатно — на землю. Желтый Платок злобно пнул меня в бок, и все трио, шлепая по тине, отправилось назад к джонке. Через минуту я услышал, что они подняли парус, который заполоскал от ветра, когда китайцы выбрали шкот. Затем наступила тишина, и мне оставалось рассчитывать только на собственную ловкость, чтобы освободиться от связывавших меня пут.
Я вспомнил, как фокусники в цирке, извиваясь и корчась, освобождались от связывавших их веревок. Но как я ни барахтался, как ни изворачивался, узлы нисколько не ослабевали. Между тем, барахтаясь, я докатился до кучи двустворчатых раковин, которые, очевидно, остались там после какого-нибудь пикника. Это подало мне счастливую мысль. Мои руки были связаны за спиной; я схватил ими раковину и покатился по берегу к скалам, о существовании которых я знал.
Я долго катался, ища подходящей щели. Наконец я нашел ее и засунул туда раковину. Затем я стал тереться веревкой, которая связывала мои руки, об острый край раковины. Но хрупкий край обломался, когда я слишком сильно налег на него. Тогда я покатился обратно к куче и набрал столько раковин, сколько смог захватить в обе руки. Много раковин я поломал, много раз обрезал себе руки, а в ногах у меня от напряжения и усилия начались судороги.
В то время как я, изнемогая от боли, лежал неподвижно, со стороны моря раздался знакомый голос, который окликал меня. Это был Чарли, он искал меня. Но кляп мешал мне ответить, и я только беспомощно пыхтел, в то время как его лодка проходила мимо острова и голос постепенно замирал вдалеке.
Я снова взялся за распиливание веревок, и через полчаса мне удалось наконец перетереть свои путы. Остальное было легко. Когда руки оказались на свободе, развязать веревки, связывавшие ноги, и вынуть кляп изо рта было делом одной минуты. Я обежал кругом острова, чтобы убедиться, что это действительно остров, а не часть материка. Да, это, без сомнения, был остров из группы Морского архипелага, окаймленный песчаным берегом и кольцом целого моря тины. Ничего больше не оставалось, как ждать рассвета и постараться не окоченеть. Но ночь была необычайно холодная и сырая для Калифорнии, и ветер пронизывал меня до костей, вызывая мелкую дрожь.
Чтобы не замерзнуть, я раз десять обежал кругом острова и столько же раз перевалил через его скалистый хребет, и это, как оказалось потом, сослужило мне большую службу не только тем, что помогло согреться. Среди этих упражнений я вдруг вспомнил, что легко мог потерять что-нибудь, пока катался по песку. Обыскав свои карманы, я обнаружил отсутствие револьвера и перочинного ножа. Револьвер взял Желтый Платок, но нож я, должно быть, потерял в песке. Я принялся искать его, как вдруг услышал скрип уключин. Сначала я, конечно, подумал о Чарли, но сейчас же сообразил, что Чарли, конечно же, окликал бы меня. Меня охватило вдруг предчувствие опасности. Морские острова — пустынное место, и трудно представить, чтобы случайные посетители причалили к ним среди глубокой ночи. А что если это Желтый Платок? Скрип уключин становился все явственнее. Я скорчился на песке и стал напряженно прислушиваться. Лодка (судя по частым ударам весел, маленький ялик) остановилась в тине, ярдах в пятидесяти от берега, и я услышал сухой резкий кашель. Сердце мое замерло — это был Желтый Платок. Чтобы отомстить, совершив преступление, которому помешали его более осторожные товарищи, он тайком ускользнул из поселка и вернулся ко мне один.
Мысли вихрем закружились в моей голове. Я был безоружен и совершенно беспомощен на этом крошечном островке, а желтый варвар, ненавидевший меня, очевидно, явился сюда за тем, чтобы расправиться со своей жертвой. Поэтому я решил, что любое место будет для меня безопаснее, чем остров, и тотчас же инстинктивно бросился к воде или, вернее, к тине. Когда Желтый Платок зашлепал по илу, направляясь к берегу, я вошел в тину и побежал, спотыкаясь, по тому же направлению, которого держались китайцы, когда высаживали меня на берег и возвращались обратно в джонку.
Желтый Платок, думая, что я лежу крепко связанный на берегу, не соблюдал никакой осторожности и шумно шлепал по воде. Это очень помогало мне, и я под прикрытием его шума, сам стараясь двигаться как можно тише, успел пройти шагов пятьдесят, пока он добрался до берега. Затем я лег в тину и стал ждать. Тина была липкая и холодная, так что у меня зуб на зуб не попадал; однако я не рисковал подняться и побежать,
