Дни шли, и матросы все слабели. Усиливалась их раздражительность, и все хуже они обращались с О'Брайеном. На шестнадцатый день все уже совершенно изнемогали от голода и стали перешептываться, изредка поглядывая на О'Брайена. Около полудня собрался совет. Капитан был председателем. Все сошлись на корме.
— Ребята, — начал капитан, — мы уже долго сидим без еды: две недели и два дня, но нам они кажутся двумя годами и двумя месяцами. Мы дольше не сможем выдержать. Это выше человеческих сил — голодать так долго. Серьезного рассмотрения заслуживает следующий вопрос: лучше ли умереть одному или всем? Мы стоим одной ногой в могиле. Если один из нас умрет, остальные смогут выжить, пока не покажется какой-нибудь корабль. Что скажете?
Майкл Биэйн, матрос, стоявший у руля во время крушения «Френсиса Спейта», крикнул, что это правильная мысль. Остальные присоединились к нему.
— Пусть это будет юнга! — крикнул Сэлливен, уроженец Тарберта, многозначительно взглянув при этом на О'Брайена.
— Я думаю, — продолжал капитан, — что доброе дело совершит тот, кто умрет для общего блага.
— Доброе дело! Доброе дело! — закричали матросы.
— И думаю я, лучше всего умереть кому-нибудь из юнг. Им не надо кормить семью. У нас ведь есть жены и дети.
— Это верно. Совершенно верно. Так и надо поступить, — перешептывались матросы.
Но юнги громко восстали против такой несправедливости.
— Наши жизни так же дороги нам, как и ваши — вам, — протестовал О'Брайен. — А что до жен и до детей — так кто, кроме меня, позаботится о моей старой матери, вдове? Ты это хорошо знаешь, Майкл Биэйн, ведь ты из Лимерика. Это бесчестно! Давайте все бросим жребий, и матросы, и юнги.
Маэни был единственным, кто подал голос в защиту мальчиков, заявляя, что, по совести, все должны быть в одинаковом положении. Сэлливен и капитан настаивали на том, чтобы жребий бросали только юнги. Началась перебранка. И внезапно Сэлливен набросился на О'Брайена.
— Давно пора избавиться от тебя, ты этого стоишь. Это будет тебе по заслугам, и по заслугам мы с тобой и поступим.
Он шагнул к О'Брайену с намерением схватить его и тут же с ним расправиться. Стали на него напирать и другие. Он попятился от них, крича, что согласен на то, чтобы жребий тянули только юнги.
Капитан сделал четыре палочки разной длины и вручил их Сэлливену.
— Ты, может, думаешь, что жеребьевка будет нечестной, — закричал тот О'Брайену. — Хорошо, ты сам будешь назначать жребий.
На это О'Брайен согласился. На глаза ему надели повязку, так что он ничего не видел, и он стал на колени на палубе, спиной к Сэлливену.
— Умрет тот, кому ты назначишь самую короткую щепку, — сказал капитан.
Сэлливен поднял одну из палочек. Остальные были зажаты в его руке, так что никто не мог видеть, какой длины эта палка.
— Чья будет эта? — спросил Сэлливен.
— Маленького Джонни Шихена, — ответил О'Брайен.
Сэлливен отложил палочку в сторону. Зрителям не было видно, жребий это или нет. Сэлливен поднял вторую.
— А это чья будет?
— Джорджа Бернса, — был ответ.
Палочка легла рядом с первой, и Сэлливен поднял третью.
— А это чья?
— Моя, — сказал О'Брайен.
Быстрым движением Сэлливен перемешал палочки. Никто этого не заметил.
— Ты сам выбрал жребий, — объявил Сэлливен.
— Доброе дело, — пробормотали некоторые.
О'Брайен был очень спокоен. Он встал на ноги, снял повязку и огляделся.
— Где она? — спросил он. — Короткая палочка, та, что для меня.
Капитан указал на четыре щепки, лежавшие на палубе.
— Откуда вы знаете, что эта палка — моя? — спросил О'Брайен. — Видел ли ты, Джонни Шихен?
Джонни Шихен, самый младший юнга, ничего не ответил.
— А ты видел? — спросил затем О'Брайен у Маэни.
— Нет, я не видел!
Матросы стали роптать.
— Жеребьевка была честной, — крикнул Сэлливен. — У тебя был шанс, но ты проиграл — вот и все.
— Да, честная жеребьевка, — прибавил капитан. — Я сам видел. Палка была твоя, О'Брайен. Давай, готовься. Где кок? Подойди, Гормен. Эй, кто-нибудь! Возьмите миску. Гормен, исполни свой долг, как мужчина.
— Но как мне это сделать? — спросил кок. Это был нерешительный человек с усталыми глазами.
— Это подлое убийство! — крикнул О'Брайен.
— Я не притронусь к нему, — заявил Маэни. — Ни одного куска в рот не возьму.
— Тогда твоя доля достанется кому-нибудь получше тебя, — огрызнулся Сэлливен. — Делай, что должен, кок!
— Не мое дело — убивать мальчиков, — нерешительно запротестовал кок.
— Если ты не приготовишь нам мясо, мы сделаем отбивную из тебя самого, — пригрозил Биэйн. — Кто-нибудь должен умереть. Так не все ли равно: ты или другой.
Джонни Шихен заплакал. О'Брайен слушал с замиранием сердца. Лицо его было бледным, губы дрожали, все тело его временами вздрагивало.
— Я нанимался на должность кока, — заявил Гормен, — и стряпать я согласен, хоть гром греми. Но я не совершу убийство. Этого нет в контракте. Я кок…
— Ты останешься им не больше минуты! — зарычал Сэлливен. В то же мгновение он обхватил кока сзади за шею. — Где твой нож, Майк? Давай его сюда!
Почувствовав прикосновение стали, Гормен захныкал:
— Я сделаю это, если вы будете держать мальчишку!
Жалкий вид кока вселил некоторое мужество в О'Брайена.
— Ладно, Гормен, — сказал он. — Валяй. Я и сам вижу, что ты это делаешь не по своей воле. Хорошо, сэр, — обратился он к капитану, который тяжелой рукой удерживал его за плечо. — Отпустите меня, сэр. Я буду стоять смирно.
— Прекрати хныкать и сходи за миской, — скомандовал Биэйн Джонни Шихену, отвесив ему крепкий подзатыльник.
Юнга — почти ребенок — принес миску. Он шатался и падал, пробираясь по палубе — так он ослабел от голода. Слезы все еще текли по его щекам. Биэйн взял из его рук миску и тут же дал ему еще один подзатыльник.
О'Брайен снял куртку и обнажил правую руку. Нижняя губа его все еще дрожала, но он держал себя в руках. Раскрыли складной нож капитана и вручили Гормену.
— Маэни, расскажи моей матери, что со мной случилось, если вернешься, — попросил О'Брайен.
Маэни кивнул.
— Это подлое убийство, подлое и низкое, — сказал он. — Мясо мальчика никому из вас не пойдет на пользу. Помяните мое слово. Никому из вас оно не пойдет на пользу… никому…
— Приготовься, — приказал капитал. — Ты, Сэлливен, держи миску. Вот так. Совсем близко. Не пролей ни
