— Ого. Вполне возможно, я даже нес ваш багаж.
И снова на время повисло молчание, но Кертис все еще чувствовал силу ее присутствия, это напоминало легкий электрический разряд, вибрирующий в его голове. Затем она произнесла:
— А ты узнал бы меня, если бы увидел?
— А ты — узнала бы меня?
— Я не уверена. Наверное, нет.
— Со мной так же. Так ты, значит, была на станции Юнион со своей семьей? Если так, и я вас видел, то я тебя не узнал.
— Это просто сумасшествие, — сказала она. — Говорить вот так… и знать кого-то, но совершенно при этом не узнавать его при встрече.
— Это загадка, с этим я согласен, — отозвался он. — И это наша загадка, не находишь? Загадка таких, как мы.
— Да.
Кертис снова услышал гром — на этот раз немного ближе. Она ушла? Нет, присутствие все еще ощущалось.
— У меня есть и другая загадка, — сказала она, — она касается моего папы.
— А что с ним?
— Он… — некоторое время она не продолжала, как будто пыталась решить, посвящать его в свои личные дела или нет, но Кертис знал, что, в конце концов, она это сделает, потому что в эту дождливую ночь ей явно требовался слушатель. — Его что-то беспокоит, — наконец, продолжила она. — Что-то плохое. Я и раньше видела, как он волнуется… он много волнуется из-за работы, но… на этот раз все по-другому. Я сказала маме об этом, и она ответила, что тоже это видит, но она думает, что дело в… ну… в работе, в общем. А я думаю, дело в другом, Кертис. И есть… есть еще кое-что.
— Что?
— В прошлый четверг к нам на ужин приходил один деловой партнер папы. Мистер Парр, так его зовут. Ну… когда мистер Хартли забрал нас сегодня из школы… мы проезжали мимо парковки и… там, у обочины, стояла машина. Я посмотрела на нее и заметила, что за рулем был мистер Парр. А затем мистер Парр следовал за нами до самого дома. Я сказала мистеру Хартли об этом, но он решил, что я ошиблась. «Тебе показалось», так он мне ответил. Тогда я рассказала об этом папе, но он тоже решил, что я ошиблась. Но я знаю, что я видела, и знаю, что мистер Парр следовал за нами от школы до самого дома. Сегодня.
— Это действительно странно, — сказал Кертис. — Зачем ему это?
— Не знаю, но… когда я сказала про это папе, он ответил, что мне и так много чего мерещится, и он даже расстроился, что мне не померещился Кертис, который следил бы за нами до самого дома. Он сказал, что я не должна говорить такие вещи про его знакомых, потому что его это расстраивает. И мама тоже волнуется из-за… ну, ты знаешь… этого.
— А твой младший брат тоже видел мистера Парра?
— Нет. Я не говорила ему ничего.
— Кертис? — прозвучал голос его матери. Он был слабым, но требовательным.
— Мне жаль, что твой отец так переживает, — сказал Кертис. — Но все пройдет Он справится с этим.
— Я просто хочу знать, почему мистер Парр ехал за нами до самого дома. Я думаю, мистер Хартли и папа что-то знают, просто мне не говорят.
— Кертис! Принеси мне воды!
— Прости, мне нужно идти. Меня зовет моя мама. Думаешь, ты сможешь сейчас поспать?
— Я постараюсь… но… мне кажется, в моей голове происходит что-то очень неправильное.
— Кертис! — снова послышался требовательный зов. И на это раз в нем прозвучала злость и раздраженность.
— Мама злится на меня, — сказал Кертис. — И уже начала выходить из себя. Мне действительно надо идти. Постарайся не так сильно переживать. Лучше попробуй поспать — тебе завтра в школу. Спокойной тебе ночи.
— А если я не усну, мы можем поговорить чуть позже?
— Конечно, — ответил он. — Но на всякий случай: спокойной ночи.
— Кертис, ты, что, оглох?
— Спокойной ночи, — отозвалась она и добавила: — Спасибо.
После этого она ушла.
— Иду! — крикнул Кертис через стену, разделявшую его спальню и спальню матери. Он поднялся с кровати и вышел в коридор. Из-за своей запертой двери Орхидея попросила:
— Принеси мне сегодня воду в бокале, — и снова закашлялась. Она кашляла натужно и сильно, словно старалась ускорить сына.
— Да, мама, — ответил Кертис.
Он направился в небольшую кухоньку, включил верхний свет и потянулся к верхней полке, где на квадратной черной вельветовой подставке стоял красивый бокал. Он оказался тяжелым, но его вес приятно ощущался в руке, а вокруг его основания поблескивало множество бриллиантовых граней. Когда Кертис открывал кран, трубы жалобно загудели, прежде чем позволили набрать чистой воды. Затем он отнес бокал матери, сидящей в постели — в настоящем гнезде из подушек — со включенной тусклой лампой на прикроватном столике, благодаря которой по стенам комнаты плясали тени.
— Тебя только за смертью посылать, — проворчала Орхидея. — Ты разве меня не слышал?
Он протянул ей воду, а затем решил сказать правду.
— Я просто разговаривал кое с кем.
— Я не слышала, чтобы ты говорил по телефону.
— Я говорил не по телефону.
Ее рука замерла с бокалом у самых губ. Затем она все же сделала несколько глотков воды и запрокинула голову, как будто ей нанес удар ее смертельный враг.
— Боже, помилуй! — воскликнула она. — Помилуй, помилуй меня…
— Ты же не думала, что это исчезло, ведь так?
— Я не хотела этого знать. И сейчас не хочу.
Кертис уже хотел рассказать ей про то, что его собеседница — девочка десяти лет, у нее отец-бизнесмен и водитель по имени Хартли, который забирает ее и ее младшего брата из школы, поэтому она, должно быть, явно богата и живет где-то в прекрасном доме. Но он не стал этого говорить, потому что его мать не желала этого знать.
— Нужно что-нибудь еще?
— Побудь со мной немного, — попросила она. — Хорошо?
Кертис кивнул. Он сел напротив ее кровати в старое кресло, окрашенное в множество оттенков серого, которое просело под его весом.
— А дождь все идет… — сказала она.
— Да, мэм.
— Мне грустно, когда идет дождь. Звук падающих капель кажется мне очень… одиноким.
Кертис промолчал, понимая, что сейчас речь продолжится. Он хотел послушать мать, позволить ей излить на него всю ту тяжесть, которую она носила в душе — о том, чего она никогда не понимала.
Она сделала еще один глоток воды и повращала бокал в своих хрупких руках.
— Твой
