Войдя в хижину с сумкой, полной продуктов, Партлоу решил, что рыбаки, прежде снимавшие эту мрачную дыру, либо были мазохистами, снискавшими мученичества, либо были слишком скупы, чтобы купить пятнадцатифутовую форель. Передняя комната была обставлена лишь несколькими плетеными креслами, резным столом и изношенным коричневым веревочным ковром. В кухне стояла небольшая дровяная печь, зеленый — опять же, резной — стол и четыре стула. Также здесь было несколько шкафов с тарелками, чашками и блюдцами, потускневший позолоченный кофейник и посеребренный поднос. Койка с одной подушкой, на которой прошлой ночью спал Донни, располагалась в задней части комнаты у двери, ведущей к крытому крыльцу с входом, защищенным москитным экраном, и паре деревянных ступеней, спускающихся во двор. Две другие комнаты — справа и слева — были закрыты и почти не отличались друг от друга размерами, будучи немногим больше маленьких гардеробных. В комнате справа стояли двухъярусная кровать и небольшой письменный стол. Комната же слева была подготовлена для вновь прибывших.
В передней комнате на резном столе стояла пара масляных ламп вместе с фонарем «бычий глаз» и обычным фонариком. Окна во всей хижине были завешены шторами с изображением морских якорей и веселых рыбок — из-за этих штор комнаты словно были окутаны серой дымкой тумана. Для Партлоу все это проклятое место пахло так, как будто озеро не раз переливалось через жалкую дамбу во дворе и затопляло эту хибару. Казалось, солоноватая грязь накрепко въелась в щели между половицами… скорее всего, так оно и было.
— Давай, шевелись, — рявкнула Джинджер и подтолкнула Хартли, когда тот остановился. — Донни, открой им дверь. Золотко, принеси-ка фонарь.
Партлоу поставил сумку на стол и сделал, как она просила. Комната, в которую они привели пленников, была совершенно пуста, за исключением деревянного ведра в самом углу. Единственное окно было заколочено как изнутри, так и снаружи, а гвозди так глубоко погрузились в древесину, что никто бы не решился попытаться их выдрать — попытки привели бы лишь к изодранным в кровь рукам.
— Разлепи им глаза и рты, — приказала Джинджер Донни. — Только осторожно, ничего им не повреди. Золотко, держи фонарь так, чтобы он светил им прямо в глаза.
Донни засунул пистолет шофера за свой ремень и принялся за работу, которая переросла в полную неразбериху. После того, как он более-менее удачно удалил вату из глаз и рта пленников, куски изоленты с их волос ему пришлось взрезать кухонным ножом, при виде которого Хартли и дети застыли и стояли, словно статуи. Глаза Джека Младшего расширились от ужаса, а грязное лицо испуганно вытянулось.
— Запястья оставь связанными, — распорядилась Джинджер, когда Донни, наконец, закончил. Затем она обратилась к Хартли: — Добро пожаловать в ваш новый дом на следующую пару ночей. Это не тот уровень комфорта, к которому вы привыкли, как я понимаю, но это все, что мы можем вам предложить. Если мистер Ладенмер будет хорошим мальчиком, вы скоро сможете выбраться отсюда. А мы полагаем, что он будет хорошим мальчиком.
— Здесь воняет хуже, чем изо рта того дяди, — простонал Джек, к которому вернулась часть самообладания. Нилла толкнула его локтем, чтобы он держал рот на замке, но она знала, что эти ее попытки тщетны.
— И пахнуть лучше здесь не будет, — ответила Джинджер с легкой безжалостной улыбкой. — Отхожее ведро в углу комнаты. Других удобств у вас не появится. В течение дня много света здесь не будет, а после наступления ночи станет совсем темно. Спать — если захотите — будете на полу. Хартли, видишь эту дверь?
— Вижу.
— На ней нет замка. Но так как… мы не ждем, что ты будешь послушно вести себя ночью… мы просто приставим к двери стол, и ты сам догадываешься, что будет, если мы услышим хоть один шорох, который нам не понравится.
Хартли прерывисто вздохнул.
— За детей назначен выкуп. Вы не навредите им.
— Ну, ты и прав, и неправ одновременно. Убивать их мы не станем, и тут ты не ошибся. Но вот ты, — она прищурилась, — не стоишь ни цента. На самом деле, ты уже покойник, не так ли?
Хартли не ответил, потому что он знал, сколько правды в словах этой женщины.
Нилла заговорила, хотя ее сердце колотилось, как бешеное. Ей казалось, что в любую минуту она может рухнуть, как подкошенная, и просто расплакаться.
— Мистер Парр… я думала, вы друг моего папы.
Ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы сформулировать ответ.
— Детка, все мои друзья в кошельке твоего папаши, и я хочу, чтобы эти друзья со мной воссоединились. Не волнуйся, уже очень скоро в моих карманах появится много новых друзей. И тогда — ты сможешь пойти домой.
— Конечно, — подтвердила Джинджер каким-то безразличным тоном. — Все будет, как он и сказал.
— Держи луч фонаря на лице этого ублюдка, — рявкнул Донни и потянулся, чтобы схватить Партлоу за запястье и скорректировать луч. — Смотри, как сияет этот его ебучий глаз! Жуть… он щурит тот, другой глаз, а эта его затычка даже не реагирует на свет…
— Мы сделали все, что надо, — сказала Джинджер. — Теперь давайте оставим их.
— Погоди… погоди… этот чертов глаз меня пугает до чертиков! Как я буду спать там сегодня, зная, что эта штука сидит здесь?
— Просто забудь об этом.
— Хрена лысого я тебе об этом забуду! Я уберу его, — Донни достал пистолет из-за ремня и сделал шаг к Хартли. Шофер инстинктивно отшатнулся.
— Донни! Прекрати, я сказала!
— А я сказал, что УБЕРУ ЭТУ ДРЯНЬ! — заорал он в ответ, и, когда Партлоу направил свет на Донни, он увидел, что его лицо искажено ненавистью и гневом. Оно побагровело в одно мгновение, на толстой шее надулись вены, а щеки и губы налились кровью. — СЛЫШИШЬ МЕНЯ?!
Повисло несколько секунд страшной тишины, нарушаемой лишь рваным хриплым звуком дыхания Донни и стуком капель дождя по крыше. Нилла прижалась к брату, и заговорила мысленно, но не с Кертисом, а с Богом: Помоги нам! Пожалуйста, помоги нам!
— Ну все, Хайнц, — мягко произнесла Джинджер, словно таким тоном могла успокоить дикого зверя. — Все хорошо, успокойся. Давай, сделай это, если хочешь.
— Хочу.
С этим единственным словом он набросился на Хартли, приставил пистолет к его голове, а свободной рукой полез ему в левую глазницу. Хартли содрогнулся, но сопротивляться не стал.
Рука все ковыряла и ковыряла, и Партлоу обнаружил, что все еще направляет фонарь на
