– Несут, – бросил он небрежно. И этот тон не соответствовал выражению на лице.
Я извинилась и, сделав вид, что у меня звонит телефон, отошла к своей машине.
Что это вообще было? Мне вдруг отчаянно понадобилось побыть одной, а лучше – поговорить с кем-то, кто меня хорошо знает.
Трава пружинила под ногами, как губка, под кустарником росли грибы. Я видела прожектора, туман, силуэты на балконе, иногда оранжевую дугу, когда кто-нибудь из курильщиков вынимал изо рта сигарету, выпуская струю дыма.
Рука легла на живот. Это не было тихое материнское прикосновение – я схватилась за него. У меня ребенок от человека, которого я едва знаю.
Мне нужно было поговорить с Одри, моей лучшей подругой. Мы вместе выросли, учились в одном университете. А потом она познакомилась с моим другом Амритом, который изучал акушерство. После этого я его почти не видела.
Я набрала ее номер.
– Что-то странное, – вздохнула я, когда она ответила. Слышно было, как она приглушила «Икс-Фактор» по телевизору и сказала Амриту, что это я.
– Привет, большой мальчик. – Это наша старая шутка. В тот день, когда они с Амритом взяли ипотеку, она мне сказала, что теперь точно стала взрослой, и мы в один голос произнесли: «Мы уже большие мальчики». Это было одним из тех невероятных проявлений долгой дружбы.
– Странное происходит, – повторила я.
Сделала шаг на месте, бедро заныло: это растягивались связки, приспосабливаясь к беременности, но я не могла принимать ибупрофен. Столько всего я не могла делать.
– В смысле?
– Я тут возле регби-клуба. В Обане.
Я закинула голову назад, стараясь успокоиться. Пыталась смотреть в шотландское небо, все еще синее в этот час октябрьского вечера – красивая белая ночь, – но защипало глаза, и я их закрыла. В моментально наступившей тьме мелькнуло мамино лицо, как это часто бывало. Интересно, где она сейчас.
– А, точно. И как оно?
– Очень странно.
– Он или ты?
– Он, его друзья. Они его даже иначе зовут: Джей-Ди.
– Джей-Ди? Почему?
– Говорит, когда-то это был его любимый алкоголь.
– И что? Ты вообще в порядке?
– Да ничего, хотя… не знаю.
Одри задумалась, я слышала это. Как когда в айфоне возникает и пропадает надпись «печатает», если отправитель стирает и начинает сообщение заново.
– Может, это у тебя… из-за беременности, – предположила она. – Ты же говорила, что плохо спишь, плачешь от рекламы туалетной бумаги. Не хочу быть совсем уж сексисткой, но…
Я пнула валяющийся на траве каштан. Какая-то пара села в машину и уехала, я попала в свет фар.
– Не знаю, – ответила я через пару секунд. – Только что в баре я поинтересовалась, когда вообще он пил. И тут стало странно, непонятный у них был вид.
Я села на капот своей машины, еще не остывший с того момента, как я приехала пятнадцать минут назад, полная надежд.
– Так что они ответили? – Одри говорила спокойно и как-то отстраненно.
– Ничего. Будто не поняли.
Мой голос звучал сдавленно, и это привлекло ее внимание. Она поняла, что я звоню не просто поболтать, на секунду выскочив для этого на улицу.
– Рейчел, что у вас там происходит?
– Просто у меня чувство, что однажды мой ребенок спросит про отца, а я не буду иметь понятия, что сказать. Совсем…
Тут у меня перехватило дыхание.
Я даже не рассказала ей об остальном, о чем размышляла во время ночной бессонницы. О том, чего мы лишились: заключения помолвки после нескольких лет ухаживания, радости попыток завести ребенка в медовый месяц. Все это не для нас. Для нас – сомнение на лицах собеседников. Знание, что ребенок получился случайно, а люди могут подумать: незапланированный – значит нежеланный.
– Да ладно, не морочь себе голову, – Одри пыталась меня успокоить. – Деткам надо девять месяцев, чтобы вылупиться, и это даст тебе время подготовиться. Очень скоро ты будешь знать Джека по-настоящему. И уж тем более к тому времени, как Уолли научится говорить.
– Понимаешь… он еще такой жест сделал… – Я поймала себя на том, что моя рука повторила его движение. Я поправила волосы и поежилась, сделала шаг в сторону, под ногой хрустнула ветка. – Будто велел им заткнуться.
– Серьезно?
Я закрыла глаза, ощущая вечерний воздух. Открыла и посмотрела в небо. Всего пара сотен миль от дома, а кажется, будто миллион.
– Я так думаю.
– Ты уверена? – В голосе Одри слышался скепсис.
Мы это уже проходили, с Беном, сразу после смерти мамы.
Я снова вспомнила жест Джека. Была так уверена… и все же. Может, он просто джемпер поправлял… Джек говорил, что ворот жмет, жаловался, что на фотографии в Фейсбуке выглядит в этом джемпере полным идиотом. Может, он не слышал. Может, и не беспокоился. Может быть… может быть, это я от обиды. А может, схожу с ума.
– Наверняка он ничего такого не делал. Будто он может себе такое позволить у тебя на глазах. Он… джентльмен, – сказала Одри. – Может, это как тогда с Беном.
– Может… – промямлила я.
Она отлично знала Бена, моего бывшего. Только она понимала все нюансы того, что у нас с ним было и что произошло на самом деле: в конечном счете, это мои обвинения прогнали его, – но и не только они. Она знала, что все оказалось к лучшему, на самом деле мы не были безумно влюблены друг в друга. И для меня он скорее был гарантией безопасности, чем бойфрендом. Про Джека она не знала ничего.
– Видимо, та же паранойя, – решила я.
– Те же старые грабли, – слышно было, что беспокойство ее отпустило. – Они самые. Страх, что кто-то на самом деле не тот, за кого себя выдает. Беспочвенный страх.
– Может, ты и права, – согласилась я.
– Да не стал бы он делать такой жест прямо у тебя на глазах. Хочешь с Амритом поговорить? – спросила она с надеждой.
Ему тоже меня не хватает, подумала я.
– Нет, мне пора возвращаться, извини.
Мы попрощались, и я вернулась к Джеку. Он приобнял меня за талию, наши ноги тесно соприкасались. В воздухе висело напряжение. Ничего конкретного, ничего осязаемого. Скорее, множество мелочей: внезапное и резкое молчание, когда я пришла, будто кто-то отключил звук посреди рассказа; взгляды друзей Джека и покашливание Прайси.
– Что-то не то сказала? – попыталась я пошутить, но прозвучало неестественно.
– Нет-нет, – улыбнулся мне Джек.
Разговор возобновился. Точнее, как мне показалось, начался заново. Один из друзей Джека рассказал о новой собаке своей девушки, и вскоре атмосфера стала совсем иной – доброжелательной и теплой. Но мне это только лишний раз напоминало, какой она была пару минут назад: не то чтобы враждебной, но будто кто-то прячется за шторой, надеясь, что его не обнаружат.
Я повернулась к Прайси, надеясь поговорить лично с ним:
– А что это было такое… насчет Джей-Ди?
Я успела заметить его реакцию, хотя он тут же взял себя в руки. Но сперва глаза блеснули, брови взметнулись – мгновенное потрясение.
– «Такое» – это какое?
– Ну вот,
