— Нет, этого не надо, — перебил Лаврентий Павлович. — Я помню: шел в качестве руководителя этой самой «Промпартии». Он действительно полезный человек?
— Если верить некоторым ученым, в большевизме которых сомневаться не приходится… К тому же он показал себя талантливым организатором и руководителем научного института. За ним вообще ничего противоправного нет. А попал он на скамью подсудимых по ложному доносу. Если не считать его независимые суждения по реализации на практике некоторых научных тем…
— Что ж, реабилитируй, но потом присматривай. Ленин не очень-то доверял интеллигентам.
— Кстати, этот Рамзин принимал участие в разработке плана ГОЭЛРО. Ленин его хорошо знал.
— Кто еще? — недовольно поморщился Берия: он не любил, когда ему совали в нос его неосведомленность. Но от Меркулова он всегда требовал полной информации без всяких прикрас и умолчаний. Сам требовал, сам и получай.
— Тогда я бы порекомендовал авиационного конструктора Туполева, — ровным голосом предложил Меркулов. — За ним тоже абсолютно ничего нет, кроме его личного признания в контрреволюционной деятельности. Его подвела неуживчивость, слишком высокое мнение о себе самом и зависть соперников…
— Туполев… Туполева я знаю хорошо. Это на его самолете Чкалов летал в Америку.
— АНТ-25, — подсказал Меркулов.
— Помню-помню! Его взяли после катастрофы самолета «Максим Горький». Но разве он не работает в закрытом КаБэ?
— Распоряжение о его переводе было отдано месяц назад. Временно его перевели в лагерную больницу для поправки здоровья. До этого работал в одном их сибирских лагерей.
— Что ж, пусть будет Туполев. Ну и еще человека три-четыре. Теперь военных.
— Есть командарм третьего ранга…
— Нет, этого не надо. Такие проходили по особым спискам. Не исключено, что и этот пошел за подписью Сталина. Странно, что его не расстреляли… — Берия недоуменно качнул головой, вдавил пальцем пенсне в переносицу. — Но ты его попридержи: может пригодиться. Хотя известно, что Хозяин свои подписи назад не берет. Ты мне дай людей, чтобы не выше комдива. Комдивы и комбриги шли за подписью Ворошилова и Мехлиса. Оба сейчас не в фаворе. Значит так: троечку комбригов и одного комдива — будет достаточно. В армии не хватает именно среднего и младшего комсостава. Людей подбери сам. Переведи в Лефортово. Создай более-менее сносные условия. Приглядись. Потом по одному — ко мне.
— Будет исполнено, Лаврентий Павлович.
— Ну, иди, работай, — отпустил Меркулова Берия.
Глава 27
Через неделю в приемную наркома внутренних дел молодцеватый капитан госбезопасности ввел высокого, сутулого старика с большой синеватой лысиной, серым изможденным лицом и слезящимися глазами. Под костюмом угадывалось худое костистое тело.
— Вас ждут, — произнес секретарь наркома, вставая из-за стола. Затем подошел к двери кабинета, предупредительно открыл ее, посторонился: — Прошу.
Берия сидел за столом, держал возле уха телефонную трубку и был весь почтительное внимание. Он встретил вошедших манящим движением руки, затем показал на трубку и приложил палец к губам.
Вошедшие замерли, едва переступив порог кабинета.
— Да, товарищ Сталин. Я все понял, товарищ Сталин. Я все сделаю, товарищ Сталин. Я во всем разберусь, товарищ Сталин, — говорил Берия бархатным тенорком, кивая головой после каждой фразы. — До свиданья, товарищ Сталин! Непременно, товарищ Сталин! — воскликнул он таким тоном, точно на другом конце провода выразили сомнение в его способности разобраться, и бережно положил трубку. Что-то записав в настольном календаре, поднял голову, произнес: — Вас, товарищ капитан, попрошу подождать в приемной. А вы, товарищ Туполев, проходите и садитесь. Вон за тот столик. — Нажав кнопку, коротко бросил: — Чаю! — и некоторое время молча смотрел, как Туполев топчется возле столика, как по-стариковски тяжело опускается в низкое кресло.
Секретарь принес поднос, на котором стояли стаканы, два чайника, сахарница и плетеная из соломки хлебница с булочками и пирожками. Он поставил поднос на стол и вышел, закрыв за собой дверь.
Берия встал из-за стола, подошел, сел напротив Туполева.
— Рад вас видеть, Андрей Николаевич, — сказал он, заглядывая в глаза старика. — Поверьте, когда я узнал, что вас арестовали, то был крайне удивлен. Туполев — и враг народа! В голове не укладывалось. Но Ежов уверял с пеной у рта, что вы продавали американцам секреты наших самолетов, что в случае войны советовали им оккупировать наш Дальний Восток, что были связаны с немецкой разведкой. И уверял, что вы признали себя виновным по всем предъявленным вам пунктам.
— Да-да, что ж, не я один, — прошамкал старик, сунул руки между колен, согнулся и уставился в стол.
Лаврентий Павлович принялся разливать чай по стаканам.
— Вам сколько сахару, Андрей Николаевич?
— Чего? А-а, сахару! — очнулся Туполев. — Две ложечки… Если можно.
— Отчего же нельзя. Но думаю, четыре будет лучше, — широко улыбнулся Лаврентий Павлович, хотя глаза его оставались такими же холодными, изучающими, как и до улыбки. Пояснил: — Ложечки у нас тут маленькие… Вам с лимоном?
— Да-да, спасибо большое. Лимон… — Туполев с изумлением смотрел на дольки лимона, на булочки и все остальное. Забормотал вдруг несвязно, проглатывая окончания слов: — Лимон… В нем много витамина С. В лагере у всех авитаминоз. Пробуют извлекать витамины из почек кедров и других хвойных, но толку мало: зубы все равно выпадают. — Спохватился, в растерянности глянул на Берию, точно вспомнив, где он находится и с кем говорит. — Извините меня, гражданин нарком, у меня что-то… — Оторвал от колена правую руку и тут же уронил ее.
— Меня зовут Лаврентием Павловичем, — мягко напомнил Берия. — Гражданин — это в прошлом. Ведь мы с вами ни раз встречались во время показательных полетов ваших аэропланов. Незабываемое впечатление!
— Да-да, извините, гражда… Лаврентий Павлович: привычка.
— Понимаю. Да вы, Андрей Николаевич, не стесняйтесь, — продолжил Берия, подвигая к Туполеву стакан с чаем. — Я все отлично понимаю: самому пришлось когда-то похлебать тюремной баланды. Витаминов в ней, действительно, не наблюдалось. Но, надеюсь, для вас все это в прошлом. Я разобрался в вашем деле и не нашел в нем состава преступления, которое вам инкриминировали ваши следователи… Да вы пейте, пейте! И берите булочки, пирожки! Не стесняйтесь! — воскликнул Лаврентий Павлович и подвинул к Туполеву хлебницу. — Пейте, — повторил он настойчиво. — А на меня не обращайте внимание: я у себя дома, вы у меня в гостях. — Сам отпил из стакана пару глотков, заговорил снова. — Вы наверное знаете, Андрей Николаевич, что Ежов со своей бандой многих людей понапрасну отправил в тюрьмы и лагеря, лишил жизни. Отчего так произошло? А вот отчего. Мы строим новое общество, но вынуждены строить его руками людей, все корни которых питаются их прошлым. Только одни эти свои корни обрубили, другие сделали вид, что обрубили, пролезли наверх, и тут-то и сказалась их связь не только с прошлым, но и с теми силами, которые это прошлое представляют за рубежом. К сожалению, сразу распознать таких
