— Боже мой, Соланж, но Розовый дом ещё не закончен!
— Водопровод не сделан, но я всю жизнь жила без него и могу отлично обойтись.
— А спальни?
— Не закончены. Но крыша новая, снаружи все сделано; двери и окна вставлены. И даже есть прекрасная винтовая лестница из красного дерева. По крайней мере, её часть…
После этого оба расплакались, скорбя по своим любимым и утраченным надеждам.
На следующий день рано утром прибыл Неемия с фургонами и рабочими братьев O'Xapa, чтобы помочь Соланж с переездом в Розовый дом. Она с Руфью и Полиной отправилась с первым гружёным экипажем, и Полина в новом доме принялась бегать по большим пустым комнатам, забыв обо всех печалях.
Рабочие поставили кушетки в гостиной. В ней предполагалась спальня Соланж, а Руфь с Полиной поселились в меньшей комнате, где планировалось разместить кабинет Уэсли.
— Мастер Уэсли сейчас смеётся, — сказала Руфь, — когда видит меня с Полиной здесь!
— Смеётся?! — вспыхнула Соланж. — Что ты имеешь в виду?
— Ну, мастер Уэсли любил всё разделять. Дело нужно делать на работе. А теперь мы будем спать в кабинете мастера Уэсли.
— Откуда ты знаешь, что Уэсли думает… думал?
Руфь подошла к стеклянному шкафчику с сервизом, который перевозили без всякой осторожности, и смущённо ответила:
— А я говорю с ним. И с мастером Огюстеном тоже. Осторожнее, это же стекло! — крикнула она рабочим.
Её глаза вспыхнули.
— Они заботятся о вас, миссас. Оба ваших мужа приглядывают за вами.
Соланж ощутила какое-то странное сверкание в глазах, на неё вдруг навалилась тишина, которая предвещала сильнейшую головную боль. Она проглотила поднявшуюся к горлу желчь.
— Мы будем счастливы здесь, — с наигранным весельем сказала она. — После того как я продам старый дом, мы вполне неплохо устроимся.
Приступ тошноты прошёл.
— Да, миссас, — оживлённо, как обычно, ответила Руфь. — Я уверена, так и будет. Вам всегда всё удавалось, и дальше будет только удача.
Она погрозила пальцем рабочим:
— Осторожнее с мебелью. Она не ваша, а у вас не хватит денег, чтобы заплатить, если сломаете.
Знакомая мебель потерялась в гораздо большей комнате, ковры казались островками в море из жёлтых сосновых досок. «Мы были бы счастливы здесь», — мелькнула в мозгу незваная мысль, и Соланж прогнала её, распоряжаясь, куда поставить кровать с пологом (ее кровать, а не их).
Руфь повела Полину спать.
Спустя какое-то время, когда Соланж сидела на кровати, пытаясь собраться с мыслями, вернулась расстроенная Руфь.
— Что с тобой?
— Миссас, вам нужно сходить в сарай. Пойдёмте, прошу вас.
— Но…
— Кое-кто хочет поговорить с вами. Он ждёт в каретном сарае.
— Потом, Руфь. Мне нужно отдохнуть. Скажи ему, кто бы он ни был, чтобы пришёл позже.
— Он не сможет! Он уезжает!
У Соланж перед глазами стояли две Руфи, мерцая, разделяясь и вновь соединяясь. Её вот-вот вырвет.
— Хорошо. Если это так чрезвычайно важно. Принеси мне стакан воды.
Пока Руфь выполняла поручение, Соланж пошла к сараю. Дверной проём будто дрожал в воздухе, немытые стёкла недобро поблёскивали.
Джеху Глен на пустом верстаке точил стамески. Вжик-шшш-вжик-шшш-вжик. Он капнул масла на точильный камень.
— Почему вы здесь? Мистер Джеймисон не заплатил вам?
Джеху резко развернулся, слишком резко, и сорвал с головы шляпу.
— Простите, миссас, я не слышал, как вы вошли. Эти стамески сделаны из шеффилдской стали, и за ними нужно ухаживать.
Он погладил деревянную рукоятку.
Соланж хотелось закричать. Она облизала сухие губы:
— Ваша работа здесь окончена.
— Да, миссас. Когда захотите закончить лестницу, я приеду. Всего двух недель не хватило.
— Не сейчас.
— Да, миссас, понятно. Закончу лестницу в любое время. Только скажите, и я приду.
— Джеху, я неважно себя чувствую. Вы должны уйти. Сейчас же.
— Миссис Эванс, я не могу уйти, пока не скажу о своём предложении. Я ждал здесь весь день.
— Ваше предложение… оно… подождёт.
— Нет, миссас, больше ждать нельзя. Я уже загрузил фургон, купил мула и готов уехать. Готов был ещё вчера.
Соланж почувствовала прохладное прикосновение к руке. Руфь принесла воды. Она поднесла стакан к губам и сделала глоток.
— Я купил лес, который мистеру Джеймисону не понадобился. Заплатил хорошие деньги за ореховое и вишнёвое дерево в Чарлстоне. — Он сокрушённо покачал головой. — Где-то здесь должна быть расписка мистера Джеймисона.
Джеху достал из кармана жилетки записку. Соланж узнала подпись мистера Джеймисона.
— Я сожалею о смерти мастера Эванса. Он был, — запнулся Джеху, подыскивая слово, — очень добр.
— Да.
Джеху надел шляпу, но тут же сорвал её, словно рука ему изменила.
— Джеху… — промолвила Руфь.
— Я хочу жениться на мисс Руфи.
Соланж крепко зажмурилась, но, покачнувшись, открыла глаза.
— Хотите перескочить через метлу? Поскольку Руфь моя служанка, а вы — свободный цветной, это создает определённые трудности, которые мы сможем решить, когда вы вернётесь в город.
— Я не вернусь, — ответил он. И с внезапным воодушевлением добавил: — Пока мистер Джеймисон не пошлёт за мной. Отличная крепкая лестница, миссас. Всего на две недели работы.
Соланж отдала Руфи пустой стакан.
— Позже, — сказала она. — Возвращайтесь позже.
— Мы не собираемся перескакивать через метлу, миссас. Мы с Руфью обвенчаемся в церкви. На глазах у всех. Пока смерть не разлучит нас.
— Это невозможно. Руфь — моя… Она принадлежит мне.
Сколько страсти и решимости было в его глазах! Но вот опять лицо его смазалось, а голос донёсся до Соланж, как из-под воды:
— Я много умею делать руками.
«Ах, ты много умеешь», — тупо подумала Соланж.
— Но говорить не мастер.
«Точно».
— Я куплю Руфь. У меня есть деньги.
— Иди, Джеху. Покажи миссас свои деньги, — сказала девушка.
Руфь — её Руфь — превратилась в чёрную расплывчатую фигуру. Нужно уйти в тёмное, прохладное место. А на окнах в Розовом доме нет занавесок. Там нет тёмных комнат, где можно прилечь и где Руфь положит прохладный компресс на лоб.
— Завтра. Я подумаю над этим завтра.
— Миссас Эванс, от дождей реки поднялись, и мне нужно уезжать. Я уеду с Руфью или без неё. Руфь сказала приготовить деньги сегодня.
Он отвязал с пояса кожаный кошелёк, положил на верстак и начал осторожно пересчитывать золотые десятидолларовые монеты с орлом, составив восемь стопок по пять монет. Потом, присев на корточки, проверил каждую стопку, не вышло ли там больше или меньше монет.
— В прошлом году я мог бы дать пятьсот, но цены упали, и четыре сотни — более чем честная цена. Только вчера вечером девушка вроде Руфи — хотя и не настолько очаровательная — принесла триста долларов на аукционе. Четыреста — более чем честно.
