В течение года Маргарет бомбардировала Лэтэма то умоляющими, то угрожающими письмами, в которых читались страх, стыд, самоуничижение. Никакие клятвы издателя и нанятых им независимых рецензентов не могли убедить Митчелл, что роман действительно хорош. «Если они его напечатают, я опозорюсь на всю страну», — плача, говорила Пегги мужу. Джон по обыкновению добродушно утешал ее. Он так и не удосужился прочесть роман жены: слишком велик, да и вообще…
«Унесенные ветром» увидел свет 30 июня 1936 года. Все без исключения американские газеты единодушно сочли книгу крупнейшим литературным событием. Джон Марш, у которого был такой вид, словно он вдруг оказался в параллельном мире, зачитывал жене адресованные ей эпитеты: «талантливейший автор своего поколения», «выдающееся дарование», «гениальная писательница». «Это про тебя, Пегги…», — Джон то и дело снимал очки и растерянно тер переносицу. В его занятой только своими болячками голове впервые возникла мысль, что десять лет он жил не с той женщиной, за которую Пегги себя выдавала. «Гениальная писательница» и заботливая сиделка — эти два образа никак не хотели совмещаться в его тугом воображении. По крайней мере Джон явно предпочитал сиделку.
…больная словно наяву услышала звонкий голос Аниты Перкенсон, ее подружки по газете: «Твой Джоник сделает из тебя даже не свою подстилку, а грелку для больных ног! Увидишь!» Кажется, для миссис Митчелл-Марш наконец пришло время это увидеть.
…когда-то, забравшись на свое любимое дерево в материнском саду, Пегги самозабвенно мечтала о славе. Слава представлялась ей тем ключом, который открывает двери любых желаний: если ты знаменит, можно построить замок, слетать на другой конец Земли, купить себе самые чудесные платья в мире и каждый день заказывать к обеду огромный торт с шоколадом и взбитыми сливками. И еще: все тобой восхищаются!
Известность обрушилась лавиной. В книжных персонажах земляки узнавали соседей и родственников писательницы. телефон в ее квартире звонил без умолку, почта доставляла мешки конвертов, а Маргарет дрожала — перед возможными судебными тяжбами, завистью графоманов, обвинениями в плагиате.
«Унесенные ветром» разошлись по всей стране таким баснословным тиражом, что Маргарет Митчелл скоро стала очень состоятельной особой и легко могла бы осуществить все свои детские мечты. Но измученная хворями женщина с потухшим взглядом равнодушно слушала расточаемые ей комплименты и хотела лишь одного: накрыть голову подушкой и ни о чем не думать. Тайная часть ее натуры, которая в свое время написала роман, давно умерла, а оставшуюся половину ее «я» раздражали громкие телефонные звонки, от обилия посетителей и без конца устраиваемых чествований у нее начинала мучительно болеть спина и предательски подрагивать нога. Верный Джон старался побыстрее увести жену домой и окружить тишиной, заботой и комфортом. К этому времени супруги переехали в новую квартиру — всего-навсего трехкомнатную. В обоих жизнь воспитала чрезмерную бережливость, а их многолетний страх перед болезнями и медицинскими счетами вынуждал супругов быть предельно скромными.
Маргарет получила известие, что в Голливуде намереваются экранизировать ее роман. Дэвид Сэлзник, режиссер будущей картины, приглашал миссис Митчелл приехать в Голливуд, чтобы помочь подобрать актеров и, главное, написать сценарий. Джон, беспокоясь за здоровье жены, рекомендовал ей остаться дома. В результате Маргарет наотрез отказалась принимать участие в работе над картиной. Сэлзника, полагавшего, что на Земле нет человека, который способен добровольно отказаться от лучей голливудской славы, этот отказ буквально потряс.
Лос-анджелесскую премьеру фильма миссис Митчелл своим присутствием так и не почтила. Зато что творилось в ее родной Атланте зимой 1939 года, куда съемочная группа привезла «Унесенных ветром»! Казалось, население города утроилось: весь штат Джорджия устремился в столицу. Толпа громкими криками приветствовала Кларка Гейбла, сходящего с трапа самолета, его красавицу жену Кэрол Ломбард и исполнительницу роли Скарлетт Вивьен Ли. 14 декабря, накануне премьеры, власти города устроили невиданный благотворительный бал в честь голливудских знаменитостей. Но автор романа на бал так и не явилась…
А на следующий вечер, перед началом премьеры Кларк Гейбл больно отдавил ногу Маргарет Митчелл путающейся под ногами маленькой женщине в нелепом наряде, которая пыталась подняться на сцену. Оказалось, что это и есть Маргарет Митчелл. В трогательном розовом платье из тюля до пола, серебряных туфельках и с крошечными розовыми бантами в волосах она выглядела воплощением стародевической невинности. Когда звезды наконец поняли, кто это странное розовое создание, они расступились, и под всеобщие аплодисменты миссис Митчелл проследовала на свое место на сцене. Неловкое движение рукой — и больная спина подвела: Пегги тяжело осела мимо стула на пол. К своему ужасу, она расслышала смешки в зале. Сэлзник бросился ее поднимать. К микрофону несчастная Маргарет уже не вышла. Не вставая с места, она негромко пролепетала, что «благодарит всех за чудесный вечер». Голос ее дрожал от волнения и стыда…
Облегчение наступило лишь в 1940-е, когда зубастая критика переключилась на другие болиды литературного небосклона, отведя «Унесенных ветром» в гавань классики.
…больная открыла глаза, и ее взгляд вдруг засветился каким-то молодым влюбленным восторгом: Пегги увидела, как перед ней в почтительном поклоне склонился Pетт Батлер. Потом он легко подхватил ее на руки, посадил перед собой на лошадь и, нежно обняв, умчал в неведомые дали.
«Умерла», — растерянно произнес Джон Марш и заплакал.
ПУТЕШЕСТВИЕ РУФИ
Дональд Маккейг
Посвящается Хэтти Макдэниел.
«Я не перестаю удивляться собственной жизни».
«Крупная пожилая женщина с маленькими, умными глазами, как у слона. Чистокровная африканка с чёрной, блестящей кожей, до последней капли крови преданная семье O'Xapa, главная поддержка и опора Эллен, источник вечного огорчения для трех ее дочерей и гроза всех остальных домашних слуг».
Маргарет Митчелл. «Унесённые ветром»Куда направишь ты свои стопы, туда пойду и я; и где остановишься ты, там же поселюсь и я: твой народ станет моим народом, и твой Бог — моим; и где окончишь ты свои дни, там же умру и я и