— За генерала Джексона!
— И Индейца! Ура!
Кэткарт Перье, заработав на этих скачках триста долларов, простил Джека.
— Индеец, — с восторгом говорил он, — полностью окупил себя.
Лэнгстон Батлер отправил Геркулеса отведать сахарку.
Зимнее солнце село, в Жокейском клубе зажглись фонари. Полковник Джек, сидя в клубе, покупал раунд за раундом. Хотя он так никому и не сказал, сколько отдал за эту лошадь, в светских кругах широко распространилась версия, что Индеец вернул свою стоимость вдвойне.
Темнота сгущалась, наездники вытирали своих скакунов и пускали их тихим шагом вниз по Митинг-стрит, разъезжаясь по домам. Лошади со спутанными гривами, порванными лентами или вовсе без них шли, с трудом перебирая забинтованными ногами.
— Господин Джек, — потянул полковника за рукав Хэм, — я хорошо протёр Индейца. Оставить его здесь или домой отвести?
— Седлай. От поездки голова прояснится.
— Господин Джек, я отведу Индейца домой и поставлю в конюшню, а сам в соседнем стойле лягу.
— Хэм, ты говоришь мне, что делать с моей собственной лошадью? Продолжай в том же духе, и вскоре все черномазые начнут указывать белым, как поступать.
Все расхохотались над нелепым тщеславием Джека. Тогда он, постаравшись скрыть уязвлённое самолюбие, похлопал наездника по плечу и дал золотую монету в пять долларов.
— Ты отлично откатался сегодня. Всё ещё хочешь сбежать?
Хэм, который оказался лучшим в самой крупной скачке своей жизни, опустил глаза и принялся ковырять ногой землю, отчего все ещё больше развеселились.
— Иди домой. Если тебя остановит патруль, скажи, что ты тот самый парень, который привел Индейца к победе.
Джек, купив последний раунд, повёл изнурённого коня домой.
Руфь сидела в гостиной за шитьём, когда послышался скрежет ключа в замке. Джек, спотыкаясь, вошёл в дом, бросил шляпу на лавку и широко улыбнулся.
— Я слышала, что вы победили со своей лошадью, — сказала Руфь.
— Ты меня поздравляешь?
— Эндрю сказал, что молился за вас перед сном. Теперь и я, наверно, могу прилечь.
— Лэнгстон Батлер был в ярости.
— Давайте любить наших врагов. Хотя некоторых из них любить труднее, чем других.
— Я напомнил Лэнгстону, что купил Индейца на его заём.
Джек поднял фляжку к губам, но оттуда не вытекло ни капли. Прищурив один глаз, он заглянул внутрь, опрокинул её ещё раз и швырнул к шляпе. Пошатываясь, подошёл к серванту и, налив себе бокал, выпил, после чего наполнил второй для Руфи.
— Господин Джек, вы же знаете, что я не пью, — проговорила она, смешавшись.
— Только один разок. Чтобы отметить нашу победу над Батлером.
Руфь решительно отмахнулась:
— Я для этого ничего не сделала. Просто ваша лошадь обогнала его лошадь. А у меня лошадей нет. Не нужно мне никаких лошадей.
Он поставил бокалы и присел рядом с ней. Чересчур близко.
— Руфь, я чувствую себя таким одиноким после смерти Фрэнсис.
— Ещё бы.
Он обнял её за плечи.
— Ты тоже потеряла супруга.
Она сбросила его руку и вскочила:
— Господин Джек, я больше не миссис Глен. И даже не Руфь. Я просто няня! Я была нянюшкой для мисс Пенни, а теперь — для маленького господина Эндрю. Вот кто я!
Он, покачиваясь, поднялся:
— Руфь, ты… ты пристойная, скромная молодая женщина. А весь город считает тебя моей любовницей.
Она прислонилась к серванту:
— А вот и нет!
— Может, тебе следует напомнить, кто… кто твой хозяин?
Он сжал ей грудь.
— М-м-м, персик, — произнёс он. — Сочный чёрный персик. Я поимею тебя, — добавил он, срывая с неё блузку и обнажая грудь. — Ну что за прелестная девочка!
— Господин Джек… ГОСПОДИН ДЖЕК!
Он сжал руками её голову и попытался поцеловать.
— Я так одинок…
Руфь, схватив тяжёлый хрустальный графин, со всей силы ударила полковника по голове, и он, пошатнувшись, рухнул на диванчик, который перевернулся от его падения. Джек сполз на пол, диванчик придавил ему ногу. Руфь стёрла каплю крови с графина и растерянно сунула палец в рот.
Затем раздался испуганный крик. Эндрю, проснувшись, в ужасе заплакал. Плач перешёл в громкий рёв.
— Яблоко от яблони, — проговорила нянюшка, — недалеко падает.
Этой ночью ей опять приснился сон про корзину для маниоки.
В субботу утром пожаловали трое дружков Джека, но нянюшка сообщила им, не открывая парадной двери, что «господин Джек никого не хочет видеть. Он сейчас не в форме».
Они что-то заподозрили, начали шутить и хихикать, но всё-таки ушли.
Старых друзей, пришедших поздравить Джека, так же резко отшили.
Джек, ковыляя, спустился на кухню в полчетвёртого дня. Он долго пил большими глотками из кувшина, потом, вытерев рот, с отчаянием посмотрел кругом, и его вырвало в раковину.
Руфь увела Эндрю в детскую, пока кухарка наводила порядок.
— Не волнуйся, милый. С папой всё в порядке, просто он слишком много выпил.
— Я знаю, — ответил мальчик.
Спустившись, она нашла Джека в гостиной с задёрнутыми шторами. Перед ним стоял кувшин с холодной водой и бокал виски.
Он хотел было встать, но ограничился жалкой улыбкой.
— Нянюшка…
— Сделанного не воротишь. Но больше этого не повторится. Меня зовут. Не знаю, что это за зов, но я слышу его. Напишите мне бумагу, чтобы меня купил кто-нибудь, кто не поступит, как вы. А то это обязательно повторится, когда вы опять напьётесь.
Полковник Джек Раванель в ответ наговорил больше, чем собирался, но каждое слово глухо срывалось с его губ. Он не хотел терять Руфь, но это уже случилось.
Полезные связи
— Как Луизе понравился бы этот день! — пробормотала Антония Севье.
Соланж, которая редко удивлялась своеобразным суждениям Антонии, почувствовала брешь в своей броне.
— Она была бы рада, что муж женился на другой?
— Ах, посиди спокойно. Как я застегну воротничок, если ты вся извиваешься, как рыба? Конечно, Луизе было бы приятно. Ты осчастливишь Пьера.
— Разве Луиза не была ужасно ревнива?
— Ну ещё бы! Но то было при жизни, когда она могла что-то сделать!
Антония отступила на шаг, чтобы оглядеть Соланж, и приложила палец к подбородку. Потом одёрнула рукав.
— Лучше надеть голубую вуаль. Я бы предпочла голубую.
— Пусть будет как есть, дорогая Антония.
Антония высунула язык.
— Мы должны считаться с тем, что имеем: тридцать лет… плюс вдова… да ещё беременная, но мы обставим всё наилучшим образом.
Несмотря на её убеждение, что «сорок… э-э… плюс» больше соответствует истине, Антония покорно захлопала в ладоши.
— Конечно, ты и так поступаешь наилучшим образом, дорогая. А нам не пора поспешить? Все будут ждать.
— Да пусть подождут. Они и так смакуют восхитительный скандал.
Соланж театрально вздохнула:
— Если эта свадьба выявит настоящих друзей, то я
