Наутро после их отъезда мы прощались с Саванной. Прощай, Обменный дом. Прощай, церковь святого Иоанна Крестителя. Прощай, Оглеторп-сквер. Прощай, Розовый дом. Прощай, лестница Джеху.
Господин Пьер, супруги Бенчли, мисс Эвлалия и Неемия провожали нас на станции. Мисс Полина всё поучала сестру, как следует одеваться, как себя вести и как причёсываться. У мисс Полины нет хороших манер, но она считает, что есть. Мисс Полина говорила мисс Эллен, как путешествовать по железной дороге, хотя она сама никогда не бывала в поезде. А господин Джеральд вёл себя так, словно поездка на Возвышенности с этим дымящим, страшным, шипящим паровозом, — самая обычная штука в мире.
Я почуяла запах виски от господина Пьера, но ничего не сказала. Когда мы готовились сесть в поезд, господин Пьер отвёл господина Джеральда вниз по платформе, чтобы остальные ничего не услышали. Скорее всего господин Пьер говорил господину Джеральду о том, что он обязан хорошо заботиться о его дочери, а господин Джеральд наверняка пообещал так и сделать. Неемия спросил меня, буду ли я ему писать. Я никогда не говорила ему, что не умею ни писать, ни читать. Я просто поцеловала его на прощание, словно он мне муж.
И я подумала, сколько знакомых я больше никогда не увижу, и расплакалась, а господин Пьер с красным лицом махал руками, как всегда, когда не знал, что делать. Мисс Эллен сказала: «Пора садиться. Время и Центральная железная дорога Джорджии не будут ждать».
Поезд — это паровоз, деревянный вагон, пассажирский и три грузовых, пустых, правда. Мы взобрались в пассажирский вагон, и кондуктор сказал нам с Порком сесть на скамью в самом начале. Паровоз пыхал дымом и весь дрожал, будто вот-вот взорвётся, и я поняла, почему цветных посадили вперёд.
Господин Джеральд с мисс Эллен не успели попрощаться с Робийярами, когда поезд дёрнулся так, что у меня голова чуть не отвалилась, раздался оглушительный свисток, а потом он дёрнулся ещё раз, от чего я вперёд улетела, и третий, отбросив меня на скамью, и мы поехали! Неемия с мисс Полиной бежали вдоль поезда. Мисс Полина давала сестре последние наставления.
Скоро мисс Полина с Неемией отстали. Прощай, Саванна! Прощай, Бэй-стрит! Прощайте все!
Мы проехали вдоль канала, через болото, а потом набрали скорость, и я поняла, почему нас посадили вперёд: чёрный дым и горячая зола летели прямо на нас, прежде чем долететь до белых. Пепла было полно, и обжигал он, словно шершни!
Я вся закуталась в платок, чтобы не сгореть!
Когда ветер подул сбоку, дым рассеялся. Поезд трясся и лязгал, и я увидела, как у Порка шевелятся губы, но не расслышала ни словечка. Мы со свистом мчались, рассекая болотную траву. Мы ехали быстрее, чем самая быстрая лошадь! Быстрее, чем Люцифер падал из Рая, и если бы этот поезд сошёл с рельсов, мы обязательно повстречали бы Люцифера или Иисуса, того или другого. Я сидела, мёртвой хваткой вцепившись в скамейку. От этого пепла моя новая сорочка вся прожжена, и теперь на ней чёрные дырки!
Утром поезд прибыл в город и остановился. Мисс Эллен сказала, что мы проехали половину пути. Для меня и это было чересчур. А мисс Эллен и не волнуется из-за поезда. Её пыльник весь в прожжённых дырках, волосы спутались, а ей всё равно.
А господин Джеральд только смеётся и держится молодцом. «Великолепно! — говорит он. — Господи! Ну разве это не восхитительно!»
И всё говорит о том, как изменился мир, как железная дорога всё изменила. Господин Джеральд говорит, что люди перестанут воевать, потому что станут ближе и лучше узнают друг друга.
У господина Джеральда был такой гордый вид, будто он сам придумал железную дорогу, а у меня не хватило духу сказать, что порой мы воюем потому, что уже отлично знаем, кто есть кто.
У меня разболелись руки от того, что я всё время цепляюсь за скамью, колени дрожат. Как я была бы рада сбежать подальше от этого поезда!
Сейчас мы в Луисвилле, который хотел стать столицей штата Джорджия, но это не удалось. Городок почти такой же приятный, как Саванна. Широкие улицы, большие дома, модные экипажи и сотни тюков с хлопком, наваленных для погрузки в поезд. На другой стороне улицы от вокзала стоит большая гостиница с белыми колоннами и тенистыми верандами. Господин Джеральд подхватил мисс Эллен и пронёс её по ступенькам мимо всех людей, которые были на веранде. Все захлопали в ладоши. Господин Джеральд совсем не умеет себя держать. Манеры для ирландцев ничего не значат!
Порк повёл меня на задний двор гостиницы, и, пока он мылся у колонки, я прошла на кухню, где кухарка с помощницами готовили ужин для белых. Кухарка тут же вручила мне целую охапку зелени.
А потом и Порк появился, суетясь, как всегда. Порк — «джентльмен джентльмена». Я как-то спросила Порка, зачем джентльмену ещё один джентльмен, и Порк обиделся. Он сказал, что, если я об этом спрашиваю, значит, я никогда ничего не пойму. Так говорят все мужчины, когда им нечего сказать.
После того как белые поужинали, на кухне стало тихо, и мы с кухаркой вышли на улицу, где нет горячих кухонных плит. Кухарка рассказала, что она работает в гостинице с тех пор, как была ребёнком, и сейчас здесь народу много как никогда. Белые господа, разбогатевшие на хлопке, покупают дорогих лошадей и слуг.
Я сказала ей, что мы едем на Возвышенности, но не могла объяснить, насколько далеко. Она ответила, что плантаторы на Возвышенностях ругаются, пьют и бьют своих слуг без всякого повода. Я заметила, что никогда не видела господина Джеральда с кнутом в руке, а она возразила, что ещё всё впереди. И добавила, что от жизни на Возвышенностях любой хозяин загрубеет. Тут каждый забывает, кем он был, и не ведает, что творит. Господа на Возвышенностях хуже дикарей. Порк, поужинав, вышел во двор и, набив трубку, сказал, что он знает господина Джеральда много лет, и тот только один раз поднял бич на цветного, который заслуживал наказания. Порк зажёг спичку, и я поморщилась от дыма, когда он закурил трубку и стал дымить, как паровоз. Порк сказал, что господин Джеральд терпеть не может бить лошадей, а если он не ударил ни одной лошади, то как же он побьёт человека?
Кухарка ответила, что многие господа добрее к своим лошадям, чем к слугам. Она знала одного господина, который как-то давно приезжал в гостиницу, он расплакался, как ребёнок, когда
