Порк сказал, что господин Джеральд добрый. Полевые работники пользуются его добротой. А вот управляющего Уилкерсона не проведёшь, даже и пытаться не стоит. Порк говорил так уверенно, что я спросила, кто ж это нанял такого управляющего и кто приказал ему смотреть за плантацией. Порк затянулся так глубоко, что закашлялся. Он сказал кухарке, что плантация Тара станет цивилизованной, как Луисвилль. Кухарка фыркнула и даже слушать не захотела.
В ту ночь я спала на кухне, а Порк в коридоре у двери господина и госпожи. Порк привык спать в ногах кровати господина Джеральда, но эти денёчки кончились!
На следующее утро Порк вышел расстроенный, потому что господин Джеральд сам побрился, вместо того чтобы дождаться, когда Порк принесёт горячей воды, мыла, помазок, салфетку и бритву, как обычно. Миссис Эллен была молчаливее, чем обычно, но улыбалась так, словно владела какой-то тайной, которую больше никто не знает. Мы вышли из гостиницы, чтобы сесть в поезд. Это был уже другой поезд, не вчерашний, но дым у него был такой же вонючий, а зола так же горяча. Господа ничего не смыслят. Когда можно идти пешком или проехать верхом без всякой золы в волосах, зачем платить большие деньги за поездку, в которой можно сгореть?
Поезд мчался быстрее молнии, но мы только к вечеру добрались до местечка под названием Мэкон. Порк уже бывал там и знал всё о Мэконе.
На этот раз господин Джеральд не стал вносить мисс Эллен в отель. Наверно, мисс Эллен что-то сказала ему. Сегодня господин Джеральд держал себя в руках.
Порк предложил мне прогуляться к конюшне, где стояли лошади господина Джеральда. Я сказала, что за всю жизнь видела полно конюшен, а Порк ответил, что покажет кое-что, чего я ещё не видела. Пройдя мимо конюшни, мы подошли к старому каменному домику с деревянным вторым этажом. Вокруг были заросли прошлогодней травы, дверь была заколочена, некоторые доски выпали. Я спросила: что это? А Порк сказал: это форт. Я сказала: мне нет никакого дела до форта. Он ответил: этот форт на случай набега индейцев. Я посмотрела кругом и спросила: каких индейцев? А Порк объяснил, что они ушли. Ушли отсюда, но он покажет, где они были. Мы пошли к холму, похожему на большую зелёную кукурузную лепёшку, и Порк сказал, что здесь индейцы хоронили покойников.
Может быть. Холм-лепёшка гудел как пчелиный улей, когда весной начинает цвести акация. Порк не слышал гула, а я слышала. Порк никогда не видел дымки, которая окутала этот индейский холм на закате, а я видела. Я вздрогнула и сказала Порку, что насмотрелась на индейцев и мне холодно. Мы вернулись в гостиницу. В эту ночь Порк опять спал под дверью супругов O'Xapa, что ему ещё больше не понравилось.
Здесь наше путешествие по железной дороге закончилось. Больше никакой вони, дыма и огня. И я крикнула: «Ура». Гип-гип-ура. Господин Джеральд хотел, чтобы мы с Порком поехали верхом, а миссис Эллен — в коляске, но я сказала, что никогда не видела, чтобы цветная женщина ездила на лошади, и не собираюсь сама. Лошади лучше всего подходят для убийства людей.
Господин Джеральд покраснел и сказал, что хватит с него дерзких слуг и где же кнут, а я ответила, что кнут там, где ему положено быть, — в кармане для кнута, у всех на виду, и тогда господин Джеральд решил ехать с Порком верхом, а я с миссис Эллен — в коляске.
Мы сидели бок о бок. Мисс Эллен правила. Я держала её крошечной на руках. Первая взяла её на руки. Мисс Эллен рассказывала о красной глине. Она изучала этот вопрос. На красной глине может вырасти хлопок, правда! Мисс Эллен говорила ещё, что Возвышенности совсем не похожи на Саванну и как она рада, что мы едем в Тару. Она сказала, что мы должны забыть наши ссоры, и я сказала, да-да, конечно, и между нами всё изменилось. Теперь она миссис, а я няня. Будто она никогда и не лежала у меня на коленях, а я никогда не меняла ей подгузник. Я постаралась улыбнуться, словно вспомнив прошлое.
Мы подъехали к Окмалги-ривер, где у господина Джеральда был знакомый паромщик, и они поговорили о том, что произошло за это время на Возвышенностях. Паромщик хотел купить лошадь для коляски, и господин Джеральд спросил, кто тогда повезёт коляску, а паромщик ответил: «Ниггеры могут пойти пешком» — и рассмеялся, стараясь подладиться к нам. Порк не засмеялся. Я тоже. Господин Джеральд тоже не засмеялся.
Всё утро мы ехали по холмам, вверх-вниз, вверх-вниз. Вокруг были сплошь сосновые леса. Сосны клонились к дороге, не пропуская лучи солнца. Я так замёрзла, что закуталась в шаль по самую шею. Я спросила мисс Эллен, есть ли в этих лесах индейцы? Она сказала мне не глупить, а я ответила, что я вовсе и не глуплю, если здесь индейцы, которые убьют нас и снимут скальпы. Через каждые несколько миль в сторону от дороги убегала тропинка куда-то в глубь леса. Кто-то там живёт, и мне от этого как-то не по себе. Порой мы проезжали по полям из красной глины, на которых ничего не росло. Господин Джеральд всё время волновался: «Удобно ли дражайшей Эллен?» — а она улыбалась ему, отвечая, что всё в полном порядке. Мы въехали в дым, такой густой, что я расчихалась. Это полевые работники сжигали лес, расчищая места для посева. Эти цветные уставились на нас, будто впервые в жизни людей увидали.
В середине дня мы поели сыру и печенья, а когда снова отправились в путь, Порк сел править в коляску, а мисс Эллен поехала верхом вместе с господином Джеральдом. Они отстали от нас, и их долго не было, а когда догнали, вся одежда у мисс Эллен была в сосновых иголках.
Мы въехали в маленький городок, о котором я никогда не слышала. Он был неустроенный, но гостиница для господ там имелась. Ею владел мистер Хитченс. Гостиница его именем и звалась. На кухне все были очень приветливы и накормили нас с Порком шпиком и зеленью. Они задали нам сотню вопросов о Саванне, потому что никогда не бывали в цивилизованном месте.
Весь следующий день мы опять тащились вверх-вниз по холмам. Сосновые леса стали редеть, и то там, то сям
